Глава двадцать восьмая. Шахматные баталии вчера и сегодня
До XIX столетия идея проведения международных шахматных соревнований, а тем более соревнований на первенство мира была бы по самой своей сути утопической в виду целого ряда причин.
Прежде всего состояние средств связи и транспорта в те времена было настолько плачевным, что сильнейшие игроки разных стран порой даже не подозревали о взаимном существовании. Если же им доводилось встречаться за доской, то очень часто оказывалось, что они играют в разную игру. Единых правил игры в шахматы не существовало, и даже по самым кардинальным вопросам высказывались различные мнения. К примеру, пат в одних странах рассматривался как ничья, в других - как выигрыш (обычно для стороны, имеющей материальное преимущество, но бывали и исключения. В Алжире партнеру, допустившему пат в лучшем положении, присуждался проигрыш - наказание за нерасторопность). В случае прохождения пешки, как сейчас говорят, "в ферзи" тоже возникали споры. Одни утверждали, что она может превратиться лишь в ту фигуру, перед которой стояла в начале игры (по поводу пешек "е" предварительно достигалась специальная договоренность). Другие допускали превращение любой пешки в ферзя, но лишь при условии, если эта фигура отсутствует на доске. По-разному интерпретировалась рокировка. Выступка на два поля вперед первым ходом одним пешкам разрешалась, другим нет. В некоторых странах (например, в Германии) местные варианты правил сохранились до середины XIX столетия.
● Матчи между игроками, придерживавшимися одинаковых правил, были явлением не частым, но знаменательным, привлекавшим к себе широкое внимание. На знаменитых матчах Рюи Лопеса с Леонардо и Паоло Бои, проходивших в Мадриде в 1575 году, присутствовал сам испанский король Филипп II. Во время матча сильнейших шахматистов Франции в ту эпоху торговца Николе и чиновника налогового ведомства Мобисона, состоявшегося в Париже в 1659 году, местные власти выделили колоссальную сумму в 1000 луидоров в качестве приза победителю. Когда после шестой партии, при счете 31/2:21/2 в пользу Мобисона, последний был направлен своим начальством в длительную командировку (некоторые историки считают, что начальство было подкуплено Николе) и его противник начал высказывать претензии на получение приза, в качестве третейского судьи был призван не кто иной, как выдающийся французский философ, математик и медик XVII столетия Блез Паскаль. Вынесенное им решение сводилось к следующему: поскольку Моби-сон добился преимущества в первых шести партиях, он заслужил половину приза, а поскольку в двух оставшихся партиях шансы соперников равны, другую половину приза следует разделить между ними поровну. Так и было сделано: Мобисон получил 750 луидоров, а Николе - 250.
● Матч 1834 года между Лабурдоннэ и Макдоннелем был первым в истории матчем, оба участника которого, по оценке специалистов, играли в силу современного мастера. Все 84 партии этого состязания двух сильнейших шахматистов своей эпохи (общий счет +44 - 27=13 в пользу Лабурдоннэ) были записаны Г. Уокером, а течение борьбы подробно описано уже не раз упоминавшимся историком и библиофилом Дж. Уокером, присутствовавшим на матче. Судя по этому описанию, обстановка, в которой проходила игра, была крайне непринужденной, по современным понятиям, даже слишком непринужденной. Так, чрезвычайно темпераментный Лабурдоннэ либо принимался весело насвистывать, когда позиция ему нравилась, либо разражался проклятиями в собственный адрес, когда обнаруживал, что сделал неудачный ход. Что касается его партнера, то тот, попав в трудную позицию, обычно периодически повторял одну и ту же фразу: "Что-то мне эта история начинает не нравиться".
Подобная непринужденность (не всегда отражавшая дружественный характер взаимоотношений между партнерами) сохранилась и в более поздние времена. Когда во время одной из партий матча Стаунтона с Гаррвицем, проходившего в 1846 году в лондонском кафе "Симпсон" (результат +12 - 9=1 в пользу Стаунтона), Стаунтон несколько раз выразил вслух сожаление по поводу потерянного в дебюте темпа, Гаррвиц демонстративно подозвал официанта и громко, на весь зал, произнес: "Мистер Стаунтон жалуется, что где-то потерял темп. Не поможете ли вы отыскать его этому почтенному джентльмену?"
● И даже значительно позднее, в 1922 году, И. Гунсберг вспоминал на страницах английского сборника "Чесс пай" (буквально - "Шахматный пирог"), как на турнире 1904 года в Монте-Карло Г. Мароци вскоре после выхода из дебюта обратился к нему со следующими словами: "Похоже на то, что вы меня совершенно переиграли в начальной стадии, и мне теперь вряд ли удастся спасти партию". Любопытно, что Гунсберг приводит такое с формальной точки зрения вопиющее нарушение спортивного этикета, как образец " истинно джентльменского поведения" и противопоставляет Мароци "одному выдающемуся немецкому шахматисту, чье имя останется неназванным, который в подобных ситуациях предлагает ничью" (что, кстати сказать, с формальной точки зрения не выходит за рамки правил).
● Идея проведения международного турнира была впервые выдвинута в 1843 году немецким мастером Людвигом фон Бледовым в письме, адресованном барону Тассило фон Хайдебрандт унд дер Лаза, который в то время считался ведущим шахматистом Германии. Однако прежде, чем методичные немцы успели разработать до мельчайших деталей программу намеченного соревнования, англичане перехватили идею и, заручившись поддержкой богатых меценатов, осуществили ее в 1851 году.
● Лондонский международный турнир 1851 года, провозглашенный Стаунтоном на страницах "Иллюстрейтед Лондон ньюс" "началом новой эры в истории цивилизации", получил широкое освещение в международной печати. Вот что писали по этому поводу петербургские "Отечественные записки" (1851 год, т. 75, стр. 220). "Ничто не ново под луной, однако бывало ли когда-либо и где-либо такое стечение знаменитейших игроков в шахматы, какое будет теперь в Лондоне во время всемирной выставки. При этом не только важны 500 фунтов (в действительности, 200 фунтов.- Авт.), назначенные в награду победителю, а то обстоятельство, что из ста шахматных героев решительно никто не уверен получить этих денег, и, между прочим, все-таки они приедут. Никто так хорошо не понимает сильной стороны своего противника, как игрок в шахматы. Из многочисленных игроков, которые соберутся в Лондоне, едва-едва найдутся такие, которые позволят только себе подумать, что, может быть, они победят Стаунтона, и все-таки они будут в Лондоне".
Для того чтобы понять почему автор заметки придает такое первостепенное значение денежному вопросу, следует учесть, что участникам турнира никто не возмещал ни их транспортных расходов, ни расходов, связанных с пребыванием в Лондоне, а они в своем подавляющем большинстве были людьми малообеспеченными. Надо сказать, что даже сама постановка подобных вопросов в XIX столетии шокировала организаторов. Когда Стейниц, уже будучи чемпионом мира, после получения приглашения на турнир в Берлине (он жил в то время в Америке) поставил условием оплату ему проезда в один конец, это вызвало примерно такую же реакцию, как просьба Оливера Твиста о добавочной порции каши в романе Диккенса.
Освещение Лондонского турнира в тогдашней британской печати было несколько иным по сравнению с тем, что пишут о турнирах в наши дни. Гораздо большее внимание уделялось бытовым подробностям. Так, некий полковник Д. Скуобл выражал в газете "Йоркшир пост" неудовольствие по поводу пестроты в одежде участников и предлагал ввести для них униформу. Среди откликов на это предложение был и такой: "Не следует останавливаться на полпути. Если уж вводить униформу, так со знаками отличия для каждого участника - в зависимости от его турнирных успехов".
Идея игры в униформе явно не привилась. Правда, отдельные попытки такого рода производились, но это случилось значительно позже, после второй мировой войны, когда начали проводиться шахматные Олимпиады. В 1950 году, на Олимпиаде в югославском городе Дубровнике, шахматисты команды ФРГ, несмотря на жару, приходили на игру, одетые в одинаковые фирменные фраки, при жилетах. Видимо, желая эпатировать своих западногерманских соперников, американцы явились на матч с ними в... шортах.
В 1972 году, на Олимпиаде, проходившей в другом югославском городе Скопле, шахматисты Греции постоянно носили серые брюки и голубые пиджаки с изображением национального герба. Тогда же, в Скопле, лучший результат в шведской команде имел выступавший на последней доске Янсон, неизменно садившийся за доску в... полицейском мундире (он служил в полиции).
● Возвращаясь к Лондонскому турниру 1851 года, следует отметить, что он проходил по чрезвычайно громоздкой матчевой системе в два этапа. На первом этапе шестнадцать участников составили восемь пар, разыгравших между собой матчи из трех партий; во втором - восемь победителей разыграли между собой по три серии матчей - каждый на большинство из семи партий. Победитель соревнования А. Андерсен получил денежный приз в 200 фунтов стерлингов и был увенчан (неофициально) титулом "Лучшего игрока Европы и мира".
● Международный турнир, состоявшийся в 1867 году в шотландском городе Данди, был первым соревнованием такого рода с "современным обликом" в том смысле, что проводился он по круговой системе, в один круг, с часами. Однако весьма немаловажной особенностью турнира было отсутствие твердого регламента: партнеры встречались по договоренности. Помимо восьми английских и шотландских шахматистов в турнире приняли участие Стейниц, за год до этого выигравший матч у Андерсена ( +8-6), и сильный немецкий мастер Густав Рихард Людвиг Нейман (1838-1881), который стал победителем этого соревнования.
● В 1951 году Эдуард Ласкер, выступая в роли шахматного организатора, попытался провести турнир со "свободным расписанием" в Нью-Йорке, однако эта попытка не имела успеха, так как многие участники, потеряв терпение, на разных этапах соревнования разъехались по домам, и турнир распался.
● Самым продолжительным в истории международных шахматных соревнований был Нью-Йоркский турнир 1889 года, проходивший при 20 участниках, в два круга. Победители турнира М. И. Чигорин и австрийский мастер Макс Вейс (они набрали по 29 очков из 38) сыграли между собой дополнительный матч из четырех партий (все они закончились вничью). Если учесть, что при переигровке ничьих во втором круге Чигорин выиграл у Поллока, Мартинеса и Вейса и проиграл Гунсбергу, нетрудно подсчитать, что всего на Нью-Йоркском турнире основоположник русской шахматной школы сыграл 46 партий*. Общее же число партий, сыгранных в этом соревновании, составило 423.
* (Несмотря на такую перегрузку, Чигорин, сразу же после окончания турнира дал в Манхэттенском шахматном клубе сеанс одновременной игры вслепую против очень сильных противников (в их числе был даже участник Нью-Йоркского турнира Дж. У. Бэрд), добившись блестящего результата +5-1 = 2. )
В наше время, когда, как гласит популярная журналистская поговорка, "все длинное стремится стать коротким", идея проведения подобных марафонских турниров не встречает приверженцев. Единственным исключением за последние годы были проведенные в Индонезии два турнира на "Кубок г-жи Сухарто" - жены президента этой страны.
● Зато еженедельно в десятках стран проводится множество так называемых субботних и воскресных уикэнд-турниров по швейцарской системе*, при большом количестве участников. Как правило, такие турниры финансируются различными фирмами в рекламных целях. Кроме того, участники платят вступительные взносы. Устанавливаются один-два довольно значительных денежных приза - в целях привлечения гроссмейстеров и международных мастеров. С другой стороны, наличие открытого доступа и перспектива встретиться за доской с гроссмейстером делают соблазнительным участие в подобных соревнованиях для множества малоквалифицированных шахматистов.
* (Система проведения турниров, разработанная доктором И. Мюллером в 1895 году и тогда же впервые примененная в турнире Швейцарского рабочего шахматного союза. Предполагает жеребьевку участников перед каждым туром (количество туров устанавливается перед началом соревнования) и (начиная со второго тура) встречу между собой участников, имеющих по возможности равное количество очков. Позволяет провести турнир с большим числом участников в сжатые сроки.)
Распространение "уикэнд-турниров" вызвало к жизни "Бюро шахматных путешествий" Д. Гоффмана, возникшее в ФРГ на рубеже 80-х годов. Оно не только информирует шахматистов самых различных квалификаций (от рядовых любителей до гроссмейстеров) о предстоящих международных соревнованиях (в том числе о бесчисленных "открытых" турнирах), не только помогает им добраться к месту их проведения (чтобы принять участие или присутствовать в качестве зрителей), но и устраивает специальные поездки в целях пропаганды шахмат.
В 1980 году бюро Гоффмана совместно с французским журналом "Эроп Эшек" организовало для любителей шахмат новогодний круиз вокруг Европы и Африки на теплоходе "Ажур". На борту теплохода находились гроссмейстеры Ларсен, Горт и другие известные шахматисты, которые во время морского путешествия выступали с лекциями и сеансами одновременной игры, а также провели показательный турнир и несколько блиц-турниров.
В кинозале теплохода демонстрировался фильм по "Шахматной новелле" Стефана Цвейга, а также документальные фильмы о Карпове, о матче 1972 года на первенство мира и др. Любители хореографии имели возможность посмотреть записанный на видеопленку балет английского композитора А. Блисса "Шах и мат".
Глава бюро Д. Гоффман полон новаторских идей. "Со временем мы организуем первые в истории международные турниры на авиалайнере, на подводной лодке, под землей..." - пообещал он в одном из интервью. Международных турниров на авиалайнерах и подводных лодках вроде бы действительно пока не было, а вот с турниром под землей герр Гоффман порядком опоздал. Такое соревнование состоялось в Лондоне осенью 1940 года, когда британская столица подвергалась непрерывным налетам гитлеровской авиации. Участники турнира, собравшиеся в крупнейшем подземном убежище города, были разделены на две группы. Победители групповых турниров встретились между собой в решающей партии. Финалистами оказались Вера Менчик и один из сильнейших английских игроков того времени мастер Д. Сарджент. Менчик выиграла эту партию и стала победительницей соревнования.
● Шахматы в XX столетии проникают повсюду - не только под землю, но и в "помещение Британского парламента"*.
* (Любопытно отметить, что еще в 1897 году команда Британского парламента провела телеграфный матч на 5 досках с командой палаты представителей американского конгресса. Встреча закончилась вничью - 2 1/2:2 1/2.)
2 декабря 1919 года в палате общин состоялся диалог между депутатом от шотландского города Эдинбурга Хоггом и тогдашним премьер- министром Великобритании Бонаром Лоу.
Хогг: "Могу ли я узнать, кто дал разрешение на проведение в стенах парламента шахматного состязания с участием шахматиста-профессионала в момент, когда идет обсуждение важнейшего вопроса по изменению порядка землевладения в Шотландии?"
Лоу: "Парламентский пристав по просьбе специального комитета парламентариев, созданного по этому случаю".
Хогг: "А могу я получить гарантию, что это не явится прецедентом к проведению в парламенте соревнования по боксу с призами для победителей?"
Лоу: "Если достопочтенный джентльмен, задавший этот вопрос, желает устроить такое соревнование и намерен принять в нем участие в надежде завоевать приз, он должен сформулировать свое предложение более конкретно. Я убежден, что палата не откажется его рассмотреть".
Шахматистом - профессионалом, о котором говорит Хогг, был не кто иной, как X. Р. Капабланка, а "шахматным состязанием", по поводу которого он так негодовал, - сеанс одновременной игры, данный будущим чемпионом мира британским парламентариям.
Этот эпизод приводится в книге Д. Хупера и Д. Брендрета "Неизвестный Капабланка", вышедшей в Лондоне в 1975 году. Сеанс Капабланки в парламенте закончился весьма плачевно для депутатов. Когда у кубинского гроссмейстера спросили, какого он мнения об игре своих противников, тот, улыбнувшись, заметил: "Глубоких стратегических замыслов я у них не обнаружил, но в плане тактическом они проявили известную выдумку: одни пытались сделать лишний ход, другие возвращали на доску уже снятую фигуру в надежде на то, что я этого не замечу, третьи производили за моей спиной некоторые перестановки в своей позиции... В общем: на месте избирателей, направивших этих джентльменов в парламент, я бы держал их под постоянным присмотром..."
За последние годы на Западе было проведено несколько статистических исследований с целью выявить наиболее сильные турниры в истории шахматных соревнований и наиболее выдающиеся индивидуальные результаты, показанные на этих турнирах. В 1978 году "Бритиш чесс мэгэзин" произвел первую попытку классификации "100 сильнейших турниров", проходивших с 1860 по 1960 год. В основу классификации легла система Ричарда Кларка, которая до сих пор применяется на Британских островах для определения индивидуальных коэффициентов шахматистов (в противовес системе Эло, применяемой в остальном мире).
Четыре турнира экстракласса были выделены в особую группу. Это АВРО-турнир 1938 года, матч-турнир на звание чемпиона мира (1948), турнир претендентов в Будапеште (1950) и турнир претендентов в Нойхаузене - Цюрихе (1953). К этой "особой группе", а точнее, к группе соревнований 16-й категории ФИДЕ, несомненно, принадлежит и турнир 1986 года в Бугойно, имевший самый высокий рейтинг.
Остальные турниры подразделялись на 15 категорий. К наивысшей, пятнадцатой, были отнесены турниры в Петербурге (1895-1896), Нью-Йорке (1927), матч-турнир на звание абсолютного чемпиона СССР (1941), турнир претендентов в Амстердаме (1956), турнир претендентов в Бледе - Загребе - Белграде (1959).
В сентябре 1983 года два английских историка шахмат Дэвид Хупер и Кеннет Уайлд пришли к выводу, что результат выступлений Г. Каспарова в только что перед этим закончившемся турнире, который проходил в югославском городе Никшиче, принадлежит к числу пяти наиболее выдающихся турнирных достижений всех времен. Набрав 79 процентов очков в турнире, где средний рейтинг участников составил 2591, Каспаров показал результат, который может считаться нормальным для игрока с рейтингом 2814 (напомним, что на сегодня рекордным является рейтинг Р. Фишера - 2780). К числу достижений подобного класса также принадлежат результаты, показанные А. Алехиным на турнире 1930 года в Сан-Ремо (14 из 15 очков при среднем коэффициенте турнира - 2525) и на турнире 1931 года в Бледе (21 1/2 из 26 при среднем коэффициенте - 2575), равно как результаты, показанные Эм. Ласкером на турнире 1914 года в Петербурге (13 из 18 при коэффициенте - 2575) и на турнире 1924 года в Нью-Йорке (16 из 20 при коэффициенте - 2580).
По мнению Хупера и Уайлда, к числу особо выдающихся можно было бы отнести и результат А. Карпова в 1980 году на турнире в Бугойно (8 из 11 при среднем рейтинге, превышающем 2600), если бы не слишком ограниченное число участников этого турнира.
По поводу экс-чемпиона мира Роберта Фишера Хупер и Уайлд писали, что, "хотя у него не было особенно выдающихся успехов в турнирах высшего класса, он продемонстрировал совершенно фантастический результат в претендентских матчевых соревнованиях 1971 года, набрав 18 1/2 очков из 21 в матчах с М. Таймановым, Б. Ларсеном и Т. Петросяном, средний рейтинг которых составлял в то время около 2600".
В заключение Хупер и Уайлд отметили, что "результат Г. Каспарова в Никшиче особенно впечатляет, если учесть, что он принадлежит 20-летнему юноше, у которого главные достижения несомненно еще впереди".
● Американский математик Арпад Эло, создавший хорошо известную всем систему коэффициентов для оценки сравнительной силы шахматистов, в конце 70-х годов распространил ее и на выдающихся игроков прошлого. При этом он брал за основу их "золотые периоды", имея в виду результаты, показанные в пятилетия наивысшего расцвета. Вот как выглядел предложенный им в 1979 году рейтинг-лист чемпионов мира: 1. Фишер - 2780, 2-3. Капабланка и Карпов - 2725, 4-5. Ботвинник и Ласкер - 2720, 6. Таль - 2700, 7-8. Алехин и Смыслов - 2690, 9-10. Петросян и Спасский - 2680, 11-12. Стейниц и Эйве - 2650. Из шахматистов, не имевших чемпионского титула, в этом рейтинг-листе лидировали Морфи (2690), Керес и Бронштейн (2670). А вот как выглядят по Эло сильнейшие шахматисты "тройки" по десятилетиям в период с 60-х годов XIX века по 60-е годы XX века.
● Тогда же, в 1979 году, югославский журналист Милутан Чолич, ссылаясь на "инфляцию" гроссмейстерских званий в течение последних десятилетий и связанную с этим значительную разницу в практической силе различных гроссмейстеров, предложил ввести новое звание "супермейстер" для представителей гроссмейстерской элиты. По проекту Чолича, это звание должно быть присвоено следующим шахматистам: чемпиону мира и всем здравствующим экс-чемпионам, участникам матчей на первенство мира, которым не удалось завоевать чемпионский титул, гроссмейстерам, по меньшей мере, трижды принимавшим участие в претендентских соревнованиях, игрокам, имеющим или когда-либо имевшим рейтинг 2600 и выше, игрокам старшего поколения, достигавшим в тот или иной период своей карьеры таких турнирных или матчевых результатов, которые по современной оценке обеспечили бы им рейтинг не ниже 2600.
Из 32 конкретных кандидатов в "супермейстеры", названных Чоличем, 25 продолжали в то время активно выступать в соревнованиях.
Неофициальный опрос международных арбитров и спортивных журналистов показал, что большинство из них поддержало идею Чолича. Что касается самих гроссмейстеров, то здесь мнения разделились: имеющие право на звание "супермейстера" отнеслись к этой инициативе положительно; остальные - в подавляющем большинстве - отрицательно... Остается добавить, что восемь лет спустя, когда советский гроссмейстер Л. Полугаевский вновь выдвинул ту же идею, реакция среди опрошенных была такой же.
Сравнивая соревнования вчерашнего и сегодняшнего дня, специалисты отмечают непрерывно возрастающую роль подготовки. "Подготовка к шахматному соревнованию в наше время, - пишет обозреватель западногерманской газеты "Франкфуртер альгемайне" Функенцеллер, - имеет не менее существенное значение, чем подготовка к свадьбе, операции по пересадке сердца или к альпинистской экспедиции в Гималаи". Не то чтобы прежде этому вопросу вовсе не уделялось внимания. Еще выдающийся американский шахматист Г. Пильсбери сделал своим обычаем тщательную теоретическую подготовку к каждой турнирной партии. Эм. Ласкер придавал огромное значение психологической подготовке к борьбе за шахматной доской. Получив приглашение на тот или иной турнир, он тотчас же запрашивал у организаторов полный список участников и приступал к изучению особенностей их характера.
Наиболее всестороннюю и фундаментальную систему подготовки к соревнованиям, взятую на вооружение советскими гроссмейстерами последующих поколений, разработал в 30-е годы М. Ботвинник. Первостепенная роль отводится в ней общеоздоровительным мероприятиям и укреплению нервной системы (отдых и физические упражнения на свежем воздухе). Шахматная подготовка предусматривает отбор и глубокое изучение нескольких дебютных систем с практическим опробованием их в тренировочных партиях, проведение тренировочных партий со специальными целями - преодоление "цейтнотной болезни", отработка типовых позиций, тщательное изучение каждого противника, совершенствование своих аналитических способностей.
Именно умение анализировать Ботвинник считает главным в искусстве шахматного мастера. Он советует игрокам высокой квалификации разрабатывать сложные дебютные системы с прицелом на миттельшпиль, а иногда и на эндшпиль, чтобы ставить перед соперником задачи, трудноразрешимые в условиях ограниченного времени на обдумывание.
Дней за пять до начала соревнования, по мнению экс-чемпиона мира, следует прекратить всякие шахматные занятия. "Надо дать себе отдых, а главное, это необходимо для того, чтобы не потерять вкуса к шахматной борьбе", - подчеркивает Ботвинник*.
* (М. Ботвинник. "Полвека в шахматах". М, 1978, с. 257.)
● Один из ведущих писателей современной Аргентины (и сильный шахматист-любитель) Эрнесто Сабато проводит любопытную параллель между литературным трудом и творчеством шахматного гроссмейстера, выступающего в ответственном соревновании. "В обоих случаях, - говорит Сабато, - огромную роль играет способность сконцентрировать все свое внимание на предмете ваших занятий. Когда американский гроссмейстер Роберт Фишер перед тем, как приступить к игре, придирчиво рассматривал детали окружающей обстановки и даже взвешивал в руках каждую шахматную фигуру, многие видели в этом лишь нелепое чудачество, однако мне его действия были вполне понятны, потому что сам я поступаю точно так же перед тем, как приступить к очередному роману. Дело в том, что чрезвычайно важно своевременно принять меры к тому, чтобы никакая неожиданность не отвлекала ваши мысли от творческого процесса. Понятно мне и стремление Фишера избегать корреспондентов, телеобъективов, телефонных разговоров, всевозможных собраний и заседаний. Я тоже стараюсь избегать всего этого, поскольку подобная суета сбивает творческое настроение..."
Остается лишь добавить, что в начале 1984 года Эрнесто Сабато счел необходимым отказаться от провозглашенной им концепции самоизоляции художника и принял предложение возглавить комиссию по расследованию преступлений, совершенных военно-фашистскими хунтами, правившими Аргентиной в конце 70-х - начале 80-х годов.
● "С молодежью - в эндшпиль!", "Молодые признают только лихие атаки и комбинации с жертвами!.." Эти освещенные традицией оценки должны быть сегодня, по мнению международного мастера Л. Бардена, сданы в архив. "С легкой руки чемпиона мира Анатолия Карпова, - писал он в газете "Гардиан", - многие молодые гроссмейстеры с первых же ходов настраиваются на маневренную борьбу и очень часто переигрывают своих более опытных партнеров не столько в дебюте и миттельшпиле, сколько в эндшпиле. "Акселерация" - этот модный ныне термин, означающий ускоренное созревание и возмужание, вполне может быть распространен и на сферу шахмат. Хотя путь к вершинам по-прежнему лежит через овладение всеми компонентами шахмат, сегодняшняя молодежь предпочитает начинать с самого трудного..."
● "Стиль - это человек" - гласит известная шахматная поговорка, однако, по мнению того же Бардена, высказанному на этот раз в лондонской "Файнэнш таймс", в наше время стиль игры рядового клубного шахматиста на Западе определяется не столько его человеческими качествами и особенностями характера, сколько условиями, в которых ему приходится играть. "В Великобритании, например, - поясняет Барден, - многие клубы снимают помещения в церквах и школах, пустующих в вечерние часы. Игра начинается в 7-7.30 вечера, а через какие-нибудь два с половиной - три часа привратники уже начинают демонстративно потрясать связками ключей и периодически выключать свет, намекая на то, что пора расходиться по домам. Поэтому большинство партий откладывается на присуждение, причем в глазах судей лишняя пешка обычно выглядит убедительнее, чем любая инициатива, не ведущая к форсированному мату. В результате игроки предпочитают делать ставку на пассивную защиту, норовя схватить пешечку и отсидеться за оборонительными бастионами до момента присуждения. В то же время в Вене или Париже, как правило, игра происходит в кафе, где существует неограниченная продажа спиртных напитков и где никому не возбраняется засиживаться хоть до утра. Поэтому там преобладают каскады жертв, вихри комбинаций и ураган атак..."
Разумеется, "неограниченная продажа спиртных напитков" у алтаря Каиссы не может не вызвать самого решительного порицания даже у приверженцев "каскадов жертв". По контрасту вспоминаются, быть может, несколько наивные, но благоприятные попытки использовать шахматную тему в борьбе с зеленым змием во время и после Московского международного турнира 1925 года. Одна из них принадлежала А. Безыменскому. В его поэме "Шахматы" (1927) встречались такие строки: