В. А. Ковалев

Владислав Антонович Ковалев родился в деревне Терешино Смоленской области 28 июня 1922 г. Он учился в 201-й московской школе - той самой, учениками которой в канун войны были Зоя и Александр Космодемьянские - Герои Советского Союза, имена которых носит школа.

В феврале 1945 г. В. А. Ковалев окончил филологический факультет Московского университета по специальности "Русский язык и литература". Всего четыре года спустя защитил кандидатскую диссертацию на тему "Повесть Л. Н. Толстого "Хаджи Мурат", а в 1970 г. - докторскую ("Своеобразие художественной прозы Л. Н. Толстого"), Владислав Антонович - профессор кафедры истории русской литературы и журналистики факультета журналистики Московского университета, автор около ста научных трудов и нескольких монографий по истории русской литературы.

... С правилами игры в шахматы Владислав Ковалев познакомился в 12 лет, в шестом классе играл в школьных турнирах. Перед войной получил вторую категорию. Однако учеба в трудные военные годы вынудила отойти от практической игры. Но разносторонний интерес к шахматам он проявляет и поныне. Владислав Антонович собрал большую коллекцию шахматных книг, газет, журналов.

"На каком-то этапе моей жизни, - говорит Владислав Антонович, - ощутил внутреннюю потребность записывать наиболее интересные высказывания выдающихся шахматистов, которых лично знал (П. А. Романовского, И. Е. Болеславского, Р. Г. Нежметдинова, В. П. Симагина и др.). Иначе эти высказывания пропали бы. А я интуитивно ощущал их ценность".

И вот одна за другой появляются статьи профессора В. А. Ковалева о шахматах и шахматистах [129 - 132].

Характерны высказывания Владислава Антоновича относительно общности науки и шахмат: "У шахмат немало общего с наукой: наука исходит из объективных данных действительности, шахматы - из реального расположения фигур на доске. И у науки, и у шахмат разработаны пути мышления, методы. В обеих этих областях в той или иной форме существуют такие явления, как эксперимент, открытие, творческий процесс, план как путь, определяемый целью. И ученому, и шахматисту необходима наблюдательность, помогающая найти значительное под оболочкой неприметного.

Однако меня в шахматах больше привлекает то общее, что у них есть с искусством. И это не случайно: как ученый я занимаюсь художественной литературой - искусством слова. Меня прежде всего интересует эстетика шахмат. Шахматы привлекают меня своей красотой в обеих ее разновидностях: "красотой остроты" и "красотой глубины", пользуясь словами П. А. Романовского. Поэтому я люблю таких антиподов по шахматному стилю, как Андерсен и Морфи, Алехин и Капабланка, Маршалл и Пильсбери - в прошлом, а из современных - Таль и Фишер, Любоевич и Карпов и др.

Шахматы прекрасны своей неожиданностью, парадоксальностью. Иной раз ход гроссмейстера сначала кажется странным, непонятным. И только потом осознаешь, что сделанный ход - единственно правильный. В этом отношении у шахмат есть общее с искусством: вспомним, что В. Э. Мейерхольд определяет сюжет, как "систему закономерных неожиданностей". И эта общность не случайна.

"Единого прекрасного жрецами" назвал Пушкин людей искусства. Это действительно так: у самых разнообразных жанров искусства есть что-то общее, какие-то общие законы прекрасного. Уже давно слова одного из пушкинских героев: "Какая глубина! Какая смелость и какая стройность!" - стали обозначением совершенного произведения искусства. Но разве нельзя применить их к полноценной шахматной партии?

Н. В. Гоголь утверждал, что у Пушкина "в каждом слове бездна пространства". Эти слова можно отнести к произведениям любого классика русской и мировой литературы. Но они могут быть отнесены и к ходам истинно прекрасной шахматной партии, которые чаще всего представляют собой лучшие из бездны отброшенных вариантов, ходы, которые являются результатом многих и разнообразных соображений.

С этой точки зрения меня всегда интересовало, что общего в эстетике художественной литературы и шахмат. Именно этой области были посвящены мои разговоры с шахматистами. (Наиболее характерна в этом отношении запись моего разговора с П. А. Романовским: "Действующая как сила".)

Я счастлив, что нашел высказывание Л. Толстого на эту тему, обращенное по окончании шахматной партии к А. П. Сергиенко: "Вот что интересно, Алеша: мы оба видели одни и те же шашки¹, оба знали, куда они могут пойти. Но ты не заметил мою комбинацию, мне же она бросилась в глаза. А кое-каких твоих ходов я не заметил. Шашки перед глазами обоих, а каждый видит в них свое, видит что-то новое в том, что есть. В этом их живая прелесть" [130].

¹ (В дореволюционное время шахматные фигуры и чешки иногда назывались шашками)

И, наконец, шахматы - очень хороший вид отдыха. С шахматами не страшно одиночество. Любое общение с ними доставляет большую радость интеллектуального обогащения".

Профессор Владислав Антонович Ковалев не стал шахматистом-практиком, но сохраняет горячую любовь к древней игре и остается ее активным популяризатором и пропагандистом.