Глава четвертая. Гроссмейстерские эполеты

Фишер и другие

Стокгольм, 26 января 1962 года. В маленьком зале гостиницы "Аполлония" происходит церемония открытия межзонального турнира. Штейн с интересом осматривается вокруг - вот оно, высшее шахматное общество! Вот сильнейшие зарубежные гроссмейстеры, с которыми придется соревноваться, оспаривая право продолжать борьбу за титул чемпиона мира.

Представительный швед Гидеон Штальберг, который сам не раз участвовал в межзональных состязаниях, теперь - главный судья. А вот и президент ФИДЕ шведский адвокат Фольке Рогард. Он проводит жеребьевку.

Штейну достался первый номер. Хотя эта жеребьевка определяет лишь календарь встреч, но все же быть первым в таблице, хоть бы и формально, всегда приятно...

Тем временем Рогард приглашает к столу трех американцев. Но на сцену поднимаются лишь двое - Артур Бисгайер и Пал Бенко. Где же третий, Роберт Фишер?

Леонид знал, что этот девятнадцатилетний американский гроссмейстер, о котором уже ходили легенды, приехал в Стокгольм. Он с любопытством осмотрел зал: какой же он - этот самый сильный из зарубежных участников? Но Фишера в зале не было.

Оказалось, что он спокойно спит в своем номере. Американский миллионер Артур Туровер, финансировавший поездку Фишера и приехавший с ним в Стокгольм, не отважился побеспокоить его! Меценат сам вытянул за своего подопечного номер 16.

Подходят к столу венгры - ветеран Гидеон Барца и двое молодых - Иштван Билек и Лайош Портиш. Последний уже успел хорошо зарекомендовать себя в серьезных испытаниях, он тоже может быть грозным конкурентом.

А вот и другие фавориты. Чех Мирослав Филип, своим ростом напоминающий баскетболиста, будет строгим экзаменатором. Готов к старту блестящий югославский чемпион Светозар Глигорич с внешностью популярного киногероя. Последний, 23-й номер достается знаменитому исландскому гроссмейстеру Фридрику Олафссону. Он недоволен, да что поделаешь!

В первом туре Штейн по жребию был свободен и мог внимательно присмотреться к игре участников.

Начинается тур. Все на местах, а Фишера нет! Его партнер западногерманский мастер Р. Тешнер сделал свой первый ход ферзевой пешкой на два поля и стал равнодушно прохаживаться между столиками.

Время Фишера идет. Прошло уже с четверть часа, а его до сих пор нет. А что, как он и сейчас еще спит?

В ту же минуту в зал вбежал высоченный молодой человек.

- Черт знает что делается в Стокгольме,- запыхавшись бросил он,- невозможно нигде такси поймать!

"Вот это да! - подумал Леонид.- Сюда же, до зала "Кунгсхаллон", от нашей гостиницы "Аполлония" пешком - самое большее минут десять-пятнадцать! Ну посмотрим, как он играет".

Игра Фишера в тот день немного разочаровала. Тешнер уже в дебюте постарался разменять ферзей, хотя и ценой потери инициативы, после чего откровенно стремился к новым разменам и ничьей. Инициатива немедленно перешла к Фишеру, он получил выигрышную позицию, но вдруг ошибся, и партия все-таки закончилась вничью. Тешнер радовался, Фишер был раздражен.

Не клеилась игра в тот вечер и у некоторых советских шахматистов. Петросяну, правда, повезло во встрече с Одафссоном: имея значительный перевес, исландец неожиданно прозевал мат. А вот Геллер, наоборот, должен был победить колумбийца Куэллара, а вместо этого в цейтноте забыл дать важный шах ферзем и проиграл.

Предлагаю фору!

Вечером после тура Штейн пришел в гости к Геллеру. Заглянул туда и Фишер. На ломаном русском языке (русскому его учила мать, которая перед войной приехала из США в Москву, чтобы получить высшее образование, и окончила Второй медицинский институт) он сказал Геллеру:

- Предлагаю сыграть со мной молниеносный матч!

Геллер в тот вечер был явно не в духе, но, услышав такое предложение, не сдержал лукавой улыбки и показал на Штейна, скромно сидевшего в углу:

- Сыграйте лучше с ним!

Так как Фишера не было на жеребьевке, а Штейн не играл в первом туре, американец не знал его в лицо. Познакомились. Считая, что этот новичок, о котором он впервые услышал, не может быть достойным соперником в "блице", Бобби сначала отказывался, а потом сказал:

- Хорошо, сыграю с мистером Штейном. Но бесплатно играть не буду. За матч со мной нужно платить. Предлагаю небольшую ставку - по десять крон. А чтоб уравнять наши шансы, могу предоставить вам, мистер Штейн, льготу: если вы наберете хотя бы два очка из пяти партий,- ставка ваша.

Штейн засомневался: неудобно играть на деньги. Но ему захотелось проучить этого самоуверенного американца.

- Хорошо,- ответил Леонид.

Не прошло и десяти минут, как Фишер проиграл первую партию. Еще быстрее проиграл вторую.

Геллер смеялся до слез.

- Вот это да! - удивился Фишер.- Тогда предлагаю играть на равных!

Исполнившись уважения к незнакомцу, он играл уже менее легкомысленно, но все же преимущества не добился. И в следующие вечера он частенько приглашал Штейна, с которым подружился, на новые молниеносные поединки. Они проходили с переменным успехом.

Старт и спурт

Далеко не так успешно шли турнирные дела Штейна. Сказывалось предстартовое волнение. Да и обстановка была очень напряженная. Тогда еще действовало дискриминационное правило, согласно которому в турнире восьми претендентов могли принимать участие не более пяти представителей одной страны. Что это значило конкретно для этого цикла?

В следующем соревновании уже имели право играть Таль (как побежденный в последнем матче на мировое первенство) и Керес (как второй призер предыдущего турнира претендентов). Следовательно, для четверки советских гроссмейстеров, выступавших в Стокгольме, в лучшем случае оставались только три вакансии. Остальные три могли оспаривать иностранные участники, даже если бы они и оказались в турнирной таблице ниже всех советских шахматистов. Таким образом, Штейну надо было стремиться войти в лидирующую шестерку, но при этом не остаться последним среди своих соотечественников.

Долго казалось, что он не имеет никаких шансов. В третьем туре проиграл Геллеру, а в пятом с ним произошел курьезный случай. Партию с Филипом Штейн довел до явно выигрышного положения, но вначале играл слишком быстро, а когда Филип в результате его ошибок получил контршансы, стал раздумывать над ходами слишком долго. Правда, запас времени у него все равно оставался достаточный. Когда Штейну нужно было сделать еще два контрольных хода, у него в запасе было целых полчаса. Леонид искал, есть ли еще возможности добиться успеха. И не находил их. А ничья где? Есть, кажется, несколько путей. Какой именно избрать? А вдруг еще можно выиграть? Штейн взвешивал варианты, а время шло, шло, пока... не упал контрольный флажок! Судья засчитал потрясенному Штейну поражение.

- Я забыл о часах! Я привык к тому, что времени у меня всегда сколько угодно! - взволнованно объяснял он удивленным товарищам.

После того как в восьмом туре он проиграл Ульману, его результат стал совсем никудышным: 2 очка из 7... Три поражения, четыре ничьи, ни единой победы!

Норма гроссмейстера равнялась 13 очкам из 22 возможных. Значит, оставалось в последних 15 встречах набрать 11 очков против соперников международного класса. Для обыкновенного мастера это абсолютно нереальная задача. Но Штейн нередко терпел поражение тогда, когда все были уверены в его успехе, зато часто преодолевал, казалось бы, недостижимые барьеры. Так произошло и в Стокгольме: когда никто уже не ждал от него успехов, Леонид взял да на едином дыхании набрал даже 11,5 очка, причем не в пятнадцати партиях, а в четырнадцати - за тур до финиша!

Это был поразительный спурт - девять побед при пяти ничьих! С разгону Штейн перед последним туром ворвался и в ведущую шестерку. Впереди были Фишер, Геллер, Петросян. Стоит выиграть в заключительный день у Олафссона, и он уже претендент на первенство мира!

Но есть предел людским силам. В острой борьбе Штейн проиграл.

Кто же шестой?

Он разделил 6-8-е места с Глигоричем и Бенко. Кто шестой участник соревнований претендентов? Если бы не дискриминационное "правило трех", вопрос решился бы в матч-турнире между этой тройкой. Но это правило автоматически опускало шлагбаум перед Штейном, потому что его опередили в турнире трое соотечественников. Значит, матч между Глигоричем и Бенко? Нет, все-таки провели матч-турнир трех. Потому что нужно было выявить и запасного участника соревнований претендентов. Если Штейи в этом дополнительном турнире займет хотя бы 2-е место, он в случае отказа (например, по болезни) кого-нибудь из советских претендентов сможет его заменить. Был еще один пункт в правилах, побуждавший Штейна сыграть наилучшим образом. Он хоть и выполнил гроссмейстерскую норму, но официального присвоения нужно было еще ждать. А 6-е место в межзональном турнире давало этот титул автоматически.

Леонид дважды сыграл вничью с Бенко, Глигорича дважды победил и стал шестым. Но на турнир претендентов на острове Кюрасао поехал Бенко...

Несмотря ни на что, Леонида Штейна встречали дома как триумфатора. Он - международный гроссмейстер. Заслужить эти эполеты в такой генеральной шахматной "битве народов", как межзональный турнир на первенство мира, особенно почетно. А то, что он при этом, по сути дела, завоевал место в турнире претендентов и лишь в результате формальной арифметики был его лишен, создавало ему дополнительный ореол.

Три "почему"

И все же Штейн не мог быть полностью удовлетворен. Не только из-за несправедливости "правила трех". Не мог он не задуматься над тремя вопросами.

Первый. Почему я так неудачно играл на старте своих самых главных соревнований - в чемпионате СССР и в межзональном турнире?

Второй. Почему в чемпионате СССР решающую партию в последнем туре я выиграл, а в межзональном турнире проиграл?

Третий. Почему в чемпионате СССР я в микротурнире первой шестерки показал самый лучший результат (победил Петросяна, Геллера и Спасского при трех ничьих), а в Стокгольме - самый плохой (проиграл Геллеру и Филипу при четырех ничьих)?

На два первых "почему" Штейн долгое время так и не мог найти ответ, потому что аналогичные вопросы возникали и потом, после других турниров. К сожалению, у него не было хорошего консультанта в области спортивной психологии. Ему казалось, что в дальнейшем эти проблемы отпадут сами собой.

Другое дело третье "почему". Этот симптом больше всего беспокоил его. Ведь он уже чувствовал, что в состоянии штурмовать шахматный Олимп. А там, чем ближе к вершине, тем сильнее соперники. Можно ли рассчитывать на успех, если он так неудачно будет играть именно с сильнейшими?

Припоминая содержание своих партий, сыгранных против фаворитов в Москве и Стокгольме, Штейн не мог не обратить внимания на одно обстоятельство.

Почему он победил в Москве Петросяна и Геллера? Потому что они дали ему в руки атаку на короля. А это острейшее его оружие. Спасский же проиграл потому, что сам играл черными ва-банк.

А в Стокгольме? Тут атаковать короля гроссмейстеры экстракласса позволяли ему намного реже, потому что нового советского аса уже знали - не то что год назад. Разве что Портиш проявил неосторожность и был немедленно наказан, а Штейну присудили приз за самую красивую партию...

Ва-банк с ним тоже не играли. Наоборот, он сам не раз действовал по принципу "пан или пропал". Так проиграл Ульману в восьмом туре. Так рисковал и в следующей партии - с Тешнером, которую соперник фактически мог выиграть одним ходом. Тут азарт оправдался, а во встрече с Олафссоном - опять нет.

Самым печальным воспоминанием был проигрыш Филипу, когда он просрочил время. Почему он не выиграл? Ведь имел такой перевес! Ответ мог быть только один: потому что не мог реализовать свое преимущество прямой атакой. Нужно было продемонстрировать технику. А в этой стадии Штейн еще чувствовал себя не всегда уверенно. Потому и стал надолго задумываться. Петросян такую позицию, наверное, выиграл бы вслепую... Как метко сказал когда-то знаменитый гроссмейстер З. Тарраш, "когда выиграешь проигранную позицию, это счастье, но когда проигрываешь выигранную, это слабая игра".

Какой же вывод? Нужно еще больше расширить свой игровой диапазон! Оттачивая меч атаки, нужно позаботиться и о надежном щите! Штейн уже был далеко не тот юноша, который опускал руки, как только ему переставала нравиться собственная позиция. Теперь он умел цепляться зубами за каждый клочок территории, умел оказывать жесткое сопротивление до последнего шанса. Мог даже без страха и сомнения поставить собственного короля в опасное положение (скажем, как в партии с Бисгайером). И все-таки, как ни блестяще играл против него Геллер, разве он использовал все ресурсы обороны?..

Атака была стихией Леонида не только в шахматах. Он любил играть в футбол, и когда во время тренировочных сборов шахматисты начинали гонять кожаный мяч в поединках с "дикими" командами, Штейна, поставленного в защиту, можно было чаще видеть на чужой половине поля, чем на собственной. Как часто попадало ему от партнеров за то, что он забывал своевременно возвращаться в оборону, нарушая игровую дисциплину! Аналогичные случаи происходили с ним и за шахматной доской. Когда ситуация требовала сдержанности, а то и пассивной обороны, он все равно искал путей к чужим "воротам".

Ясное дело, правильный диагноз еще не гарантирует успешного лечения и быстрого выздоровления. Так произошло и с Штейном. Далеко не сразу ему посчастливилось преодолеть эти препятствия на пути к вершинам мастерства.

И все же он вернулся из Стокгольма во Львов с такими регалиями, которые лишь во сне могли ему увидеться три года назад, когда кандидатом в мастера он ехал в Киев со слабой надеждой выступить в чемпионате Украины.