Столы зеленые раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер стариков.
Присоединимся и мы к пушкинским задорным игрокам. Наш собеседник — историк культуры, профессор Иерусалимского университета Роман Тименчик. Карты — один из предметов его исследований. Беседа началась с вопроса: каково происхождение карт, есть ли у них национальность?
Роман Тименчик: Происхождение карт темно и непонятно. Считается, что карты появились в Европе в конце 14 — начале 15 века, по наиболее распространенной версии, они были внедрены в культуру сначала для развлечения слабоумного Карла Шестого. Считается, что они происходят откуда-то с Востока: кто хочет вывеcти их из Египта, кто из Индии. С картами происходит то же самое, что и с цыганами: они такие пришельцы в европейскую культуру, и обязательно хочется им найти таинственное родословие. Хотя наиболее спокойные ученые склоняются к тому, что это Китай в первой половине 12 века. Энциклопедия «Британника» говорит, что самые ранние карты, пришедшие с Востока, использовались для ворожбы. Они были не картиночные карты, а только четыре пронумерованных масти, и тогда они еще не включали 22 карты «большого аркана», которые, по-видимому, появились позднее. Как сформулировал в своем стихотворении «Ямбы» русский поэт Иннокентий Анненский, сам одно время своей жизни заядлый, запойный картежник:
Вы, карты, есть ли что в одно и то же время
Приманчивее вас, пошлее и страшней!
Вот эта двойственность характеристики, думаю, простирается на все эпохи. Карты преследовались так или иначе всегда по-разному. В русском уголовном уложении 1649 года картежников предлагается трактовать так же, как воров, то есть рубить им пальцы.
Игорь Померанцев: Есть ли у карт, так сказать, социальная принадлежность? Грубо говоря, это игра верхов или низов?
Роман Тименчик: Есть очень любопытные случаи, когда смыкаются самые верхи культуры с самыми низами культуры. Например, первая научная работа Дмитрия Сергеевича Лихачева — о карточном арго, о ритуале карточной игры среди достаточно простых людей в достаточно простые игры — в «Акульку», в «Свои козыри», — которую он написал, будучи в заключении на Соловецких островах, и которая была опубликована впервые в узколагерном специальном журнале «Соловецкие острова». Так что карты, которым вообще свойственен некоторый универсализм, некоторая оправданная претензия на то, чтобы быть моделью мира вообще, сводят самые верхи и самые низы культуры.
Игорь Померанцев: Какие самые известные скандалы связаны с картами?
Роман Тименчик: Из недавних примеров — история с Ходасевичем, с Владиславом Ходасевичем, который сам любил карты и знал в них толк, который в 1928 году напечатал статью под названием «Пушкин, известный банкомет», уже была анонсирована в печати большая его работа «Игроки в жизни и в литературе», но такая патриотическая, консервативная эмигрантская печать подняла по этому поводу такой скандал, чтобы не соединять тему национального гения с темой карт, что эта работа так и не была написана. Скандалы возникали в жизни до того, как были отражены в литературе. В частности, потрясшая всю Москву история 1802 года, когда князь Александр Голицын проиграл свою жену Марию Григорьевну, урожденную Вяземскую, в карты не менее известному в Москве персонажу, меценату, масону, сыну гетмана Разумовского Льву Кирилловичу Разумовскому. Состоялся развод, вторичное замужество, что по тем временам было грандиозным скандалом. Мироощущение ХХ века добавило, что в картах, можно сказать, есть некоторый Эрос. Неслучайно фольклор ставит их в отношение дополнительности и зеркальности: не везет в картах, повезет в любви.
Игорь Померанцев: Откуда такие колоритные название игр в карты — «Вист», «Бридж», «Покер» — и колоритная карточная терминология — колода, рубашка, бубновый туз?
Роман Тименчик: Современные английские словари, например, затрудняются указать этимологию слова «покер». В американском Уэбстере, например, стоит вопросительный знак. А к слову «бридж» дается странная этимология: «по-видимому, русского происхождения». Вообще очень существенно для репутации карт ощущение иностранного их происхождения, ощущение пришлости, будь то с Востока, из России или с Запада. Филологи сделали наблюдение, что фамилии игроков, шулеров в русской литературе всегда окрашены какой-то иноземностью. Довольно часто они польские, как Загорецкий в «Горе от ума», иногда восточные. Бубновый валет — слово, которое потом стало названием художественной группы русских художников, во французской традиции давно употреблялось как синоним плута, мошенника. Это Ганя Иволгин в «Идиоте» говорит, что «она (Настасья Филипповна) всю жизнь меня за бубнового валета будет считать». Бубновый туз по обычному объяснению восходит к такому ромбику, нашлепке на спине арестанта, который якобы прилаживали для того, чтобы удобнее было целить ему в спину в случае побега. Во всяком случае, все они так или иначе отсылают к стихии темной, полууголовной, сомнительной.
Игорь Померанцев: Профессор Тименчик, для вас лично карты — это предмет исследований или еще и предмет страсти?
Роман Тименчик: Структура нашего разговора мне напоминает одну пьесу Введенского — «Разговоры о картах». Три игрока говорят, мол, давайте сыграем в карты. Каждый из них говорит: без карт я никуда, где карты, там и я, и так далее. И вот они всю ночь проговаривают о своей любви к картам, ночь кончается, и они расходятся, довольные тем, что обвели ночь вокруг пальца, вот и поговорили о картах, не сыграв. Нет, я в карты не играю, может быть, к сожалению. Как говорится, знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Каждому человеку отпущена какая-то своя, не бесконечная порция азарта, наблюдательности, темперамента, любви к риску. Я предпочитаю этот капитал вкладывать в другое — в исследовательский поиск, который тоже связан с риском, тут тоже рискуешь и тут тоже проигрываешь. Но кто не проигрывает, то и не выигрывает.