IX. Художественная мозайка: Шахматы и поэзия. "Шах-наме" Фирдоуси. Поэма Кохановского. Вида. Сага о Фритьофе. "Шахматный конь" Фрейлиграта. Шахматная партия с паном Рембачем. Стихи Стаффа, Тувима, Пастернака, Безыменского, Хо Ши Мина, Стерна, Дворака. Эпиграммы Штаудынгера. Повести и рассказы: "Шахматная игра" Либельта. "Шах и мат" Немоевского. "Шахматная новелла" С. Цвейга. "Шахматы" Йокая. "Игроки и мазилы" и "Эмансипантки" Пруса. "Бенёвски" Серошевского. "Двеннадцать стульев" Ильфа и Петрова. "Шах из Вутеноу", "Затишье" А. Цвейга. "Деревянный конь" Брандыса. "Конь" Касинского. "Алиса в зазеркалье" Керролла. Научная фантастика. "Гец фон Берлихинген" Гёте. Опера "Побей Филидора". "Победа" Ижиковского. В области живописи. Киноискусство обращается к шахматной тематике: "Шахматная горячка" Пудовкина. "Седьмая печать" Бергмана. "Маленькая трагедия короля" Грошопа. "8 x 8" Рихтера. "Турнир" Нехребецкого

Анджей Юркевич: 'Игроки в шахматы' (литография, 1938 г.)

С древнейших времен игра в шахматы пленяла своим обаянием художников слова и была одной из тем, вдохновляющей литературное творчество во всем его многообразии.

Известный персидский писатель и поэт Фирдоуси, живший тысячу лет назад, на вопрос, почему он так часто воспевает в своих поэмах игру в шахматы, ответил: "Чтобы вдохновиться ее поэзией".

История литературы увековечила в своих трудах благородные узы дружбы, связывающие шахматы и поэзию, а исследователи все чаще наталкиваются на шахматные образы, запечатленные пером писателя.

Немало поэтических произведений, целиком или частично посвященных шахматам, написано индийскими, арабскими, персидскими, китайскими, испанскими, итальянскими, французскими, скандинавскими авторами и представителями многих других стран и национальностей.

Шахматная тематика в мировой литературе была предметом ученых трактатов и исследований. Филологические изыскания в области шахматной терминологии облегчали иногда определение эпохи создания произведения, иностранных влияний, деталей, касающихся обычаев, этнографии и т.д.

Не следует поэтому удивляться, что английский востоковед Мэррей в своем фундаментальном труде по истории шахмат использует в качестве источников множество материалов, почерпнутых из литературного наследия. Прозаические и стихотворные отрывки занимают в этом труде значительное место.

Можно было бы назвать значительное количество произведений, где говорится о шахматах и поэзии. Мы ограничимся лишь несколькими примерами, не претендуя ни на исчерпывающее изложение вопроса, ни на его систематизацию.

Начнем с Фирдоуси, величайшего персидского поэта, жившего в 940-1020 годы. Прошло 950 лет со времени, когда он окончил свое огромное произведение "Шах Намэ", или "Книгу царей", в котором описывается история персидских владык вплоть до 632 года. В этой эпической поэме имеется также легенда о появлении шахматной игры. Легенда гласит, что эту игру изобрели мудрецы, желая с ее помощью рассказать матери царевича Талханда о том, как он, не будучи побежденным в сражении, пал в разгаре боя с войсками своего брата-близнеца Гава. Из этой легенды, носящей название "Гав и Талханд", мы цитируем песню, озаглавленную "Изготовление игры шахмат для матери Талханда":

 Разосланы Гавом повсюду гонцы
 Во все города, где живут мудрецы, 

 И каждый в палаты царевы пришел, 
 И каждый предстал пред высокий престол. 

 И сел миродержец в собранье мужей,
 Что в Индии доблестней всех и мудрей, 

 Наставник им поле войны начертал,
 Движение войск и вождей указал: 

 О море, о рве, о вместилище вод
 Здесь всякий толкует и речи ведет. 

 Всю ночь не смыкали мобеды очей,
 О деле ином не водили речей.

 Когда же забил на дворе барабан.
 Велели они, чтоб эбен был им дан. 

 Квадратную сделали доску потом
 Два мужа ученых и с чистым умом. 

 Здесь ров, здесь и поле кровавой войны,
 Где станут два войска, отваги полны. 

 Сто клеток мобеды устроили там,
 Чтоб двигаться войску и славным царям. 

 Из тека и кости слоновой полки,
 Два шаха, что в славе своей велики. 

 Гляди - и пехота, и конница тут,
 Два войска построились, в битву идут. 

 Здесь кони, слоны и наставник царя,
 Бойцы, что сражались, отвагой горя. 

 Все было как в день, когда шли они в бой.
 Один нападает и медлит другой. 

 Вот шах посредине дружины своей, 
 С ним рядом наставник - всех мудрых мудрей. 

 Слоны у владыки с обеих сторон, - 
 И прах под ногами, как Нил, возмущен. 

 Смотри! За слонами, верблюды видны,
 На них верховые, сильны и умны, 

 А дальше герои на быстрых конях,
 Что ищут опасности в жарких боях, 

 По краю два руха сидят боевых,
 Кровь печени рдеет на клювах у них, 

 А сзади и спереди пешая рать, 
 Что в битве готова всегда наступать. 

 Кто поле пройдет, будет славен умом,
 Подобно наставнику, рядом с царем. 

 Наставник в сраженье близ шаха идет
 И только на клетку уходит вперед. 

 Три клетки идут боевые слоны,
 Им битвы поля на две мили видны. 

Рис. Адама Марчинского. Два соперника Федор и Борзуй за шахматной доской добиваются руки дочери датского короля Тарсеса. Иллюстрация к поэме Яна Кохановского 'Шахматы'

Титульный лист первого издания поэмы польского поэта Яна Кохановского 'Шахматы' с оригинальной гравюрой неизвестного художника. Выполнено в Кракове примерно в 1564 г.

 И на три же клетки верблюды идут.
 Бежит, выступает по полю верблюд. 

 И конь может тоже три клетки идти,
 Но к третьей бежит, уклоняясь с пути. 

 А рухов не может никто обогнать,
 Дано им все поле насквозь пролетать. 

 И каждый свершает положенный путь,
 Не смея ни ближе, ни дальше шагнуть. 

 Кто шаха увидит на ратных путях,
 Ему говорит: "Берегися, о шах". 

 Из клетки тут шах отступает своей,
 Пока не утратит он к бегству путей. 

 Теснят и со всех окружают сторон
 Наставник и рух, конь, пехота и слон. 

 И смотрит кругом государь молодой:
 Рассеяно войско, в тревоге большой. 

 Вода и преграды, куда ни беги,
 Направо, налево, повсюду враги. 

 Шах, мат - от лишений скончался герой,
 То было веленье судьбы роковой. 

 И так о Талханде сказать пожелав,
 Начало дал шахматам доблестный Гав. 

 Глядела на шахматы скорбная мать,
 И хлынули слезы о сыне опять. 

 Так денно и нощно сидела она,
 На шахматы глядя, печали полна. 

 Все мысли и думы ее - об игре.
 Душою скорбит о Талханде-царе. 

 Кровавые слезы лила из очей, 
 И шахматы только утеха у ней. 

 Еду отвергала, недвижна была,
 Покуда кончина ее не пришла. 

 Вселенная будет такою всегда:
 Изменчиво счастье, приходит беда. 

 Окончен теперь этот долгий рассказ, 
 Что в древних преданьях я слышал не раз. 

 Доска оке для шахматной мудрой игры
 Осталась на память от этой поры*.

^* (Перевод с таджикского М. Дьяконова, Изд. Худ. лит., Москва, 1957.)

Сокровищница поэзии польского народа обладает произведением, не имеющим себе равного по мастерству описания королевской игры. Четыреста лет назад Ян Кохановски, основоположник поэзии, которая создавалась не на латинском, а на родном польском языке, написал поэму "Шахматы" - одно из самых ранних его произведений. Вот отрывок из вступления к этой поэме.^*

^* (Перевод Вс. Рождественского, Изд. Акад. наук СССР, 1960.)

 О той войне я начинаю речь,
 Которой не нужны ни лук, ни меч,
 Ни аркебуз, ни панцыри, ни латы,
 Без шишек там обходятся солдаты, 
 Не выезжают на поле в седле, 
 И битва происходит на столе. 
 Два короля стоят друг против друга, 
 Два войска равных - с севера и с юга...

"Композиция с шахматами". Художественная фотография американского фотографа Бен Роза (1954г.).

После вступления начинается собственно рассказ.

У датского короля Тарсеса была дочь необычайной красоты. Ее руки добивались два чужестранца из славянских краев - Федор и Божуй. Спор между соперниками мог разрешить только поединок. Тогда Тарсес принял такое решение:

 Им указал на шахматы резные.
 Сказав: "Решайте спор, как на войне..."

Срок встречи был назначен через две недели. Оба соперника получили правила игры, записанные на скрижалях, где с педантичной точностью определялась первоначальная расстановка отдельных фигур, а также их ходы и правила, регулирующие игру. В ожидании турнира противники:

 ... долго упражнялись за доскою.
 А срок пришел - уселись на коней,
 Не дожидаясь из дворца вестей...

Они ехали с надеждой, но и с опасением в душе (определение "нервная дрожь" тогда еще не употреблялось...). Король дал великолепный обед, после которого велел внести шахматную доску. Попросив игроков вести борьбу честно, он обратился затем ко всем присутствующим, прося и их, чтобы они не помогали игрокам, не вмешивались в игру и не рассуждали о ней вслух. Божуй начал расставлять белые фигуры, Федор - черные. Пока они расставили все фигуры, прошло немного времени. Первый ход выпал Божую:

 Принадлежал Божую первый ход
 И смело пешку выслал он вперед,
 Ту, что пред королевою стояла,
 И хуже для противника не стало,
 Ответил тем же черных властелин -
 Им выставлен такой же дворянин.

Партия в шахматы, от результата которой зависело решение короля, началась. Напряженные нервы не всегда повиновались игрокам. Возник спор из-за прикосновения; как только Божуй коснулся фигуры, Федор схватил с доски белого ферзя, Божуй же запротестовал, потому что еще не успел сделать хода.

 А Федор: "Если ход вернуть, тогда
 Не кончим и до Страшного суда!
 Фигуры ты коснулся? Я жалею,
 Но тотчас же ходить ты должен ею"

Рис. Мечислава Юргелевича. Фритиоф играет в шахматы. Иллюстрация к скандинавской саге Тегнера

Затем заслужил порицания и Федор, делая слоном ("ксендзом") неправильный ход. Двинулись в бой шахматные солдаты. Игрокам и болельщикам передается турнирное возбуждение. Положение на шахматной доске ежеминутно меняется. Атака, защита, стратегические уловки, потери и выигрыши - все это рельефно, детально описано поэтом. Битва разгорелась на всех фронтах:

 В смятении и тот, и этот строй,
 И разгорается все жарче вой. 
 Ладьи все время сыплют стрелы с башен,
 Удар слонов безжалостен и страшен,
 По полю мчатся кони. Нет угла,
 Где схватка менее была бы зла...

А в разгаре боя как-то "случилось", что побитый раньше конь ("рыцарь") Божуя вновь очутился на шахматной доске. Божуй устыдился.

После обоюдного нарушения правил игры все начали следить за ней с еще большим вниманием, борьба разгоралась все больше и больше.

 На доску глянешь - сердце защемит! 
 У королей осталось мало свиты, 
 Двор опустел, придворные убиты. 
 Грустя о королевах, короли 
 На ложе в одиночестве легли, 
 И каждый, хоть тоскует о подруге, 
 Но все же размышляет на досуге 
 О том, как лучше защитить страну 
 И новую найти себе жену. 
 Король в доспехах белых речь вначале 
 К служанкам держит, что поближе стали: 
 Их доблесть боевая всем видна, 
 Но только та достойная жена, 
 Которая, уйдя из злой неволи, 
 Всех раньше станет на последнем поле.

И вот такая новая "королева" значительно улучшает позицию Божуя, а у Федора дела плохи, ему угрожает мат. К счастью для него, наступил вечер, и партия прерывается. Шахматную доску с расставленными фигурами закрыли в комнате, охраняемой стражей. Федор совсем уже было приуныл и даже не слушал утешений друзей. Между тем Анна, дочь короля, которая внимательно следила за ходом игры, никак не хотела повиноваться слепой судьбе. Ее сердце билось при виде Федора и Божуя отнюдь не одинаково. Проникнув со своей фрейлиной в комнату с шахматами, она разобралась в грозной для Федора ситуации, поплакала с горя, но, заметив у черных шансы на выигрыш, повернула ладью в другую сторону и ушла.

 Меж тем печален Федор - проиграл.
 Божуй ликует: час удач настал.
 Один все ждет - скорей бы рассветало,
 Другой - чтоб дольше ночь еще стояла...

Фритьоф играет в шахматы с Бьерном. Иллюстрация А. Мальстрёма к шведскому изданию 'Саги о Фритьофе' (1888 г.)

И вот соперники снова сели за шахматную доску. Стража объясняет причину поворота ладьи и повторяет таинственные слова королевны. Самоуверенный Божуй ждет своего хода. Однако Федор долго думает. Вдруг он нашел! Конечно, красавица Анна советовала правильно. Есть выход и... он объявляет мат после третьего хода.

 Король подсел поближе, весь вниманье. 
 Двор ждет, какое будет окончанье. 
 Дают сигнал. Ладья одним прыжком 
 Становится пред самым королем. 
 Что делаешь, глупец! Готовясь к бою, 
 С последней расстаешься ты ладьею? 
 И королю иного нет пути, 
 Как до конца с ней ссору довести. 
 Обороняться надо поневоле, 
 И он ладью сбивает тотчас с поля. 
 А вслед ей пешка. Он назад прыжок - 
 Другая пешка целит прямо в бок. 
 За черными победа. Завершенье 
 Игры повергнуло всех в изумленье. 
 За Анной послано. Теперь она 
 Судьбы веленьем - Федору жена. 
 Соперник даже пира не дождался, 
 Домой уехал - и не попрощался.

Так закончилась история славного поединка. Из отрывочных фрагментов (вся поэма насчитывает 602 стиха) мы воспроизвели только главное действие этого оригинального произведения. Оно оригинально в полном смысле этого слова. Но на протяжении продолжительного периода поэму Кохановского считали лишь переводом с латинского языка произведения итальянца Марка Иеронима Виды. И что еще более характерно - это мнение высказывали даже такие польские писатели, как Красицки и Мицкевич, не говоря уже о ряде историков литературы, которые, в лучшем случае, называли поэму если не переводом, то подражанием. А ведь достаточно было взять произведение Виды и сравнить с "Шахматами", чтобы убедиться, что это два разных произведения и что здесь уместно единственное определение - вдохновение, творчество.

Вида (епископ Альбы в маркграфстве Монферрат) свою поэму "Скачия людус" написал примерно в 1525 году, а после печатного издания в 1527 году (более ранних изданий установить не удалось) это произведение было переведено на итальянский, французский, английский языки.

Вот краткое содержание произведения Виды:

"Юпитер со всем Олимпом был приглашен на свадебное празднество Океана и Земли. После торжеств бог моря велел внести шахматную доску с прекрасными самшитовыми фигурами и, пользуясь яркими, сочными примерами, образно пояснил заинтересовавшимся гостям, в чем заключаются правила игры.

Оба игрока теряют ферзей. Однако Меркурий проводит нового и опустошает им армию черных, но, соблазнившись пешкой, теряет его из-за двойного удара конем. Аполлон забирает ладью, проводит пешку в ферзи и начинает бой заново, однако также теряет ферзя из-за двойного шаха. Меркурий, наконец, дает мат оставшемуся на доске одинокому черному королю".

Таково содержание поэмы Виды, изложенное М. Дзедушицким в его труде по истории шахмат в Польше (1856 г.). Он был горячим поборником признания за произведением Кохановского законной художественной самостоятельности. Дзедушицки предполагает, что Кохановски познакомился с поэмой Виды во время пребывания в Италии примерно в 1550 году, где даже лично встречался с епископом Альбы. Любовный сюжет поэт мог заимствовать из известного в то время произведения Олафа Магнуса, архиепископа Упсалы, который упоминает о древнем шведском обычае, заключавшемся в испытании качеств и достоинств кандидата в женихи игрой в шахматы.

Здесь нужно упомянуть о двух интересных изданиях. Немецкий историк шахмат Массман (1839 г.) называет в списке литературы произведение Кохановского оригинальной работой, а коллекционер и любитель шахмат Алье, мэр департамента Ардеш во Франции, издал в 1851 году книжечку, содержащую его собственные переводы четырех поэм о шахматах: Виды, Кохановского, Джонса и Фишера.

Поэма Кохановского "Шахматы" издавалась в большом количестве отдельными книгами и в сборниках и была признана оригинальным произведением. Она публиковалась в хрестоматиях и учебниках истории польской литературы во второй половине прошлого столетия и позже. Как пример общепринятой ныне оценки этой поэмы приведем слова историка польской литературы прошлого столетия Б. Хлебовского:

"... художественное мастерство молодого поэта до такой степени взяло перевес над сухостью дидактического замысла, что исполненное жизни, остороумия и обаяния повествование поэта превратило сухую лекцию о правилах шахматной игры в увлекательный рассказ"...

Генрих Галле в предисловии к изданию 1918 года отмечает, что в этой поэме "борьба шахматных фигур насыщена динамикой боя". Он опровергает часто высказывавшееся предположение о том, что в поэме "Шахматы" зашифрован политический намек: датский король Тарсес - король Сигизмунд Август, королевна Анна - его сестра Анна Ягеллонка, Федор и Божуй, добивавшиеся руки сестры короля, - датский королевич Магнус и московский царь Иван Грозный!

В заключение приведем характеристику, данную поэме нашим современником, польским историком литературы Юлианом Кшижановским.

"Весьма забавные описания боев деревянных рыцарей выдержаны в серьезном тоне героического эпоса, вследствие чего рассказ получил... определенную юмористическую окраску. Однако одновременно польский поэт обнаружил много самостоятельности, оригинальности и хорошего литературного вкуса, ибо, с одной стороны, он высвободил замысел итальянца из рамок древней классики, переместив игру с Олимпа в датский дворец и заменив классические и мифологические понятия современными ему понятиями, а с другой стороны, введя мотив соперничества двух юношей, добивающихся руки прекрасной королевны, он создал увлекательный рассказ, находящийся по замыслу и исполнению в родстве с другими популярными образцами тогдашней новеллистики. И, что самое существенное, он совершил то, чего не в состоянии был сделать ни один из его непосредственных подражателей... - озарил свой рифмованный рассказ блеском неподдельного юмора, обаянию которого не может не поддаться теперешний читатель..."

Наконец, деталь особого характера. Часто делались попытки восстановить ход партии, описанной Кохановским, но, к сожалению, это не дало результатов. В лучшем случае удавалось так или иначе восстановить эндшпиль. В 1912 году журнал "Шахиста Польски" объявил конкурс на восстановление игры по поэме алгебраическим методом. На конкурс поступила только одна работа, восстанавливающая запись в семидесяти семи ходах! Начало первой мировой войны помешало популяризации конкурса. В последнее время воссозданием хода этой шахматной партии и установлением источников, которыми пользовался Кохановски в процессе работы над своей поэмой, занимается советский гроссмейстер Юрий Авербах.

Вернемся теперь на несколько столетий назад и вспомним другую поэму, посвященную шахматной игре. В XII столетии в Испании раввин Авраам Абен Эзра, врач, астролог и поэт, написал на древнееврейском языке стихотворение о шахматах, которое Томас Гайд перевел в 1689 году на латинский язык. Известную поэму о шахматах под названием "Каисса" создал английский поэт Уильям Джонс (XVIII век), санскритолог, исследователь древнеиндийской литературы (первый опубликовавший индийские источники о чатранге). Содержание ее носит мифологический характер. Богу войны Марсу удается добиться расположения дриады Каиссы лишь после того, как он изобрел шахматы. (Награда эта, как мы видим, реальна и приятна - не то, что награда в виде абстрактной выплаты пшеничными зернами, хотя бы и в астрономических цифрах). Именем дриады Каиссы неоднократно называли потом музу шахмат.

Всему миру стала известна прекрасная скандинавская сага о народном герое Фритьофе, написанная шведским писателем Исаем Тегнером, творившим в первой половине прошлого столетия. Тегнер придал литературную форму устным сказаниям, относящимся к XII веку и достигшим расцвета в XII и XIII столетиях. Шестая песня саги озаглавлена: "Фритьоф играет в шахматы". В ней описывается сцена шахматной игры героя с его другом - Бьерном. Появляется старый Гильдинг. Идет разговор о положении в стране, о политических и личных делах (Фритьоф влюблен в королевскую дочь Ингеборг). И вся беседа ведется с помощью шахматной терминологии. (Например, "Король в опасности - только холоп, то есть пешка, может его спасти" и т.д.).

'...Не прошло и нескольких минут, как Анастазио опять объявил ему мат...' Иллюстрация к рассказу К. Либельта 'Игра в шахматы' (Худ. Я. М. Шанцер)

Мы встречаемся здесь с любопытным примером "поэтической вольности", сознательного анахронизма. Во времена Фритьофа (VII-VIII век) шахматы еще не были известны в Скандинавии. Однако, если мы даже примиримся с географической неточностью, то останется другая нелогичность: тогдашний визирь (ферзь) имевший малый диапазон ходов, ни в коем случае не был самой сильной фигурой в игре. Отсюда мы видим, как старый текст саги с годами обрастал вновь появлявшимися понятиями.

А вот и вся шестая песня (опущено лишь несколько четверостиший)^*:

^* (Песня Саги дана в переводе Якова Грота, С.-Петербург, 1898.)

 Бьерн и Фритьоф за игрою
 Перед шахматной доскою:
 Блещет клетчатое поле
 Жаром злата и сребра. 

 Гильдинг входит к ним: "Садися,
 Милый вестун! Освежися
 Медом ты и жди доколе
 Не окончится игра!" 

 Гильдинг: "Бела сыновьями
 Прислан я к тебе с мольбами,
 Злые вести! - Ополчися!
 Ты надежда нам одна!" 

 Фритьоф Бьерну: "Осторожно!
 Твой король в беде: но можно
 Пешку выставить, спастися:
 Жертвой пешка быть должна". 

 "Бьерн, ты башни хочешь, знаю -
 И отпор приготовляю,
 В сень щитов она уходит,
 Не легко подступишь к ней". 

 "Бьерн, напрасно ферзь тревожишь:
 Разлучить ты нас не можешь.
 Вижу в ней игры опору: 
Нет, ея не сгубит враг". 

 "Фритьоф! Что ж в ответ ни слова?
 Так ты пестуна седого
 Без вниманья отпускаешь,
 Забываясь над игрой?" 

 Фритьоф тут воскликнул вставши
 И у старца руку сжавши:
 "Мой ответ, отец, ты знаешь,
 Не молчал я пред тобой. 

 Возвратись к пославшим с вестью,
 Что не создан я к бесчестью:
 Не ступлю за них ни шагу,
 Их слугой не буду я".

Из многочисленных произведений немецких поэтов, затрагивающих тему шахмат, мы приведем здесь стихотворение Фердинанда Фрейлиграта (1846 г.), революционного поэта минувшего столетия.

ШАХМАТНЫЙ КОНЬ

 Доскою шахматной стала земля,
 Вернулся я снова на Лиммат.
 Бегу я от мата, минуя поля,
 Не зная, где меня примут. 

 Так в шахматы вечно игра идет -
 Борьба свободных с тираном;
 Удар за ударом, за ходом ход.
 Опять мне скитаться по странам. 

 Чувствую: снова в дорогу пора,
 Вновь посох - и путь без цели.
 Гонит меня роковая игра 
 Из края Вильгельма Телля. 

 Я слышу прибой. И брести готов
 К норвежским селам, к фиордам.
 О Франция! Грохот разбитых оков
 Слышен в громе прибоя гордом. 

 Меня не прогонят. Найду приют
 На берегах английских.
 Друзей голоса меня зовут
 На лоно лугов Огийских. 

 Село за селом, за страной страна,
 Бегу мимо рощ и пашен,
 Но мат объявить мне судьба не властна,
 Лишь королям он страшен*.

^* (Перевод Александра Ревича.)

'Он играл сам с собой последнюю партию'... Иллюстрация к рассказу польского писателя Л. Немоевского 'Шах и мат', (Худ. М. Березовска)

А теперь сделаем в нашем поэтическом странствовании скачок вперед - в XX столетие.

В 1913 году в Польше вышла брошюра, содержавшая описание в стихах одного шахматного поединка. Автором поэмы был Александр Зданович, а произведение называлось "Шахматная партия с паном Рембачем". В тексте была помещена диаграмма, иллюстрирующая положение на шахматной доске в заключительной стадии игры, а на последней странице автор опубликовал дополнительную задачу в два хода собственной композиции. Содержание поэмы несложно: автор посещает в городке Величка некоего пана Рембача, который уговаривает его сыграть в шахматы. Автор терпит поражение и жаждет реванша. Они начинают следующую партию. Рембач снова получает решительное превосходство. Следует описание упорной "кровавой" битвы. Наконец:

 Настала тишина. В сраженьи уцелело: 
 При черном короле - две пешки, конь - при белом. 
 Остатки грозных войск опять сошлись, дабы 
 Последней схваткою решить исход борьбы. 
 Здесь мало рыцарей, ряды отрядов редки, 
 Все тише, тише бой и близится исход, 
 Но прежде чем разить, противники - в разведке: 
 Все надо оценить, прикинуть каждый ход, 
 Чтоб вновь скрестить клинки, чтоб вновь рубить жестоко. 
 И кто-то должен пасть в бою по воле рока. 
 План пана Рембача мне был тогда неведом, 
 Одно могу сказать: мой враг привык к победам, 
 И в этот раз имел все шансы победить. 
 Но тот, кто кровь свою не в силах охладить, 
 Не может справиться с простейшею задачей. 
 Пан Рембач оплошал. Он сильный был боец, 
 Был холоден, как лед, в баталии горячей, 
 Спокойным был сперва, но вспыхнул под конец. 
 Ему бы короля к своей придвинуть пешке - 
 Он пешкою пошел. Вот что бывает в спешке. 
 Гляжу: король в тисках. Не проведешь меня! 
 Я сделал ход конем, а пешка - на коня. 
 Налево, в нижний ряд скакнул мой конь проворный, 
 Когда же снова ход был сделан пешкой черной, 
 Пегас мой взмыл орлом, стремителен, крылат, 
 Налево он пошел, и тут был шах и мат...*

^* (Перевод Александра Ревича.)

Иллюстрация к 'Шахматной новелле' Стефана Цвейга. (Худ. Д. Мруз - 'Пшекруй')

Очень тонко вплетает шахматный мотив в интимное стихотворение выдающийся польский поэт Леопольд Стафф. Приводим здесь два первые четверостишия из этого стихотворения, озаглавленного "Прогулка".

 Полей квадраты. Спозаранку
 На свежескошенных полосках
 Блуждает взор. Я Капабланкой
 На тридцати играю досках. 

 Грозят мне туры колоколен,
 Колосья пешек лето косит.
 Устали кони, пали кони.
 Мне мат за матом жизнь наносит*.

^* (Перевод Александра Ревича)

Стихотворение другого замечательного польского поэта Юлиана Тувима "Смерть", описывающее безнадежную скуку уездного городка, построено на тематической канве шахматной партии, разыгрываемой двумя извечными партнерами: врачом и ксендзом.

Опустив начало стихотворения, процитируем сразу ту часть, которая относится к шахматам:

 Страх - над тишью городскою,
 Скука - в сонных помещеньях...
 А за шахматной доскою
 Врач ворчит, сопит священник. 

 Шарит, шарит тень печали
 По углам и бродит тихо. -
 Чу, в окошко постучали.
 Гляньте, сударь, что за лихо?... 

 "Стойте, стойте"... -Фу-ты, ну-ты...
 "Шах..." - Ну что же, вот защита...
 "Снова шах..." - Одну минуту...
 "Погодите - пешка бита..." 

 Бой идет. А смерть на стреме,
 Сторожит она ворота,
 Размышляет в полудреме,
 Двигаться ей неохота. 

 "Так, так, так - ладья прикрыта..." 
 - Ход слоном... " Конем пойдем-ка..."
 Что-то ксендз ворчит сердито 
 И сопит пан доктор громко. 

 "Что же ты - роняешь слезы?
 Дорогаа-я, глазки вытри". 
 - В поле выросла береза,
 Да ее сломали вихри... 

 Эй, кума! За дело! Живо!
 Вспышка... гром... и дождик льется...
 Подбоченясь горделиво,
 У ворот погибель вьется. 

 ... Хилых туч сереет стая,
 Улица насквозь промокла,
 Смерть гражданская, седая,
 В мутные стучится стекла. 

 - Отче, там стучится кто-то...
 (Доктор слопал пешку хмуро). 
 "Пусть стучат - не нам забота!
 Эскулап, беру фигуру!" 

 - Худо, отче. Что за штука?
 Вот попутал окаянный!
 Проиграл я... (Скука... скука...)
 Дай, Марыся, нам стаканы!* 

^*(Перевод Александра Ревича.)

В поэме известного русского поэта Бориса Пастернака "Марбург" две последние строфы, описывающие бессонные ночи поэта в городе Лютера и братьев Гримм, содержат чудесную шахматную метафору:

 Ведь ночи играть садятся в шахматы
 Со мной на лунном паркетном полу,
 Акацией пахнет, и окна распахнуты,
 И страсть, как свидетель, седеет в углу. 

 И тополь-король. Я играю с бессонницей.
 И ферзь-соловей. Я тянусь к соловью.
 И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
 Я белое утро в лицо узнаю.

Приведем также три отрывка из любопытной поэмы А. Безыменского "Шахматы", изданной в Москве в 1927 году. Первая часть этой поэмы - чисто шахматная; вот ее мысль:

 ... Борьба сурова. Жизнь жестка. 
 И вдруг 
 Среди великой бури 
 Два человека и доска 
 И деревянные фигуры.

Во второй части поэмы Безыменский как бы проводит параллель между шахматами и жизнью, а в последней части он размышляет о судьбах мира и, пользуясь шахматной терминологией, провозглашает полную победу революции:

 Жизнь сама 
 Сном, движеньем, шумом, 
 Даже тенью в людских глазах, 
 Вызывает во мне 
 Думы 
 О шахматных делах.

И немного дальше:

 Да, это верно все... Но все же,
 Но все же хочется сказать,
 Что жизнь на шахматы похожа,
 Но жить - не в шахматы играть.

Находясь в 1942-1943 гг. в тюрьме за свою политическую деятельность, будущий президент Демократической Республики Вьетнама Хо Ши Мин написал прекрасное оптимистическое стихотворение, посвященное шахматам:

 I. 

 Играем в шахматы, чтоб время провести.
 И гибнут тысячами кони и пехота.
 Вихрь наступленья, отступленья бег.
 Талант, стремительность - вот верная победа. 

 II. 

 Постигни целое. Все шансы взвесь.
 Приняв решенье, бей без проволочек.
 Храня ладью, ты можешь просчитаться.
 Порою пешка нас ведет к победе. 

 III. 

 В начале равны силы двух сторон,
 Но лишь одна в итоге побеждает.
 Обороняйся, атакуй упорно,
 И удостоят званья полководца*.

^* (Перевод Александра Ревича.)

Иллюстрация к 'Шахматной новелле' Стефана Цвейга. (Худ. Д. Мруз - 'Пшекруй')

Произведением последнего времени является стихотворение польского поэта Анатоля Стерна:

ИГРА В ШАХМАТЫ

 Пел май за окном. А в кафе среди шума
 Мы лбами столкнулись, подобно баранам,
 Мы на смерть стояли, безмолвно, угрюмо...
 (Нас мысли вели по извилинам странным). 

 И вдруг - сноп лучей. Я взглянул пораженный.
 Шли туч корабли. С этой облачной тверди
 Глядели на нас Херувимы и Троны,
 Болели за нас все святые и черти. 

 Уже побеждал я партнера под ропот
 Враждебных стихий и небесного хора,
 Вдруг чья-то рука, велика, как Европа,
 Сгребла все фигуры, меня и партнера*.

^* (Перевод Александра Ревича.)

Польский поэт Тадеуш Дворак в 1957 году посвятил свой сонет Михаилу Ботвиннику, который был в то время чемпионом мира:

БОТВИННИК

 Две пары глаз впились в магический квадрат.
 Здесь, на простой доске быть действиям военным.
 Здесь все столетия с Гомером, с Диогеном
 Решают: "Как сыграть"? - и скоро все решат. 

 Протянута рука. Готовы к бою рати.
 Ботвинник оценил полет конструкций вмиг.
 Алехин - Александр Великий - их воздвиг.
 Протянута рука. Глаза на циферблате. 

 О, мысль могучая! Ведь некогда о ней
 Мицкевич говорил: "Низвергнет трон царей"...
 Мир вдохновенных цифр и стихотворных метров! 

 Гроссмейстер сеть ходов сплел, словно рыболов.
 Фигура сдвинута лишь на пять сантиметров... 

 Аах! - вырвалось в тот миг из недр материков...*

^* (Перевод Александра Ревича.)

Иллюстрация к 'Шахматной новелле' С. Цвейга (Худ. Д. Мруз - 'Пшекруйи)

В заключение нашего обзора поэзии приведем еще две поэтические шутки современного польского известного автора эпиграмм Яна Штаудынгера:

СХОДСТВО

 Говорят - как и в шахматах, в картах бывают
 Дамы и короли. А тузы? Те играют.

ВЕЧНЫЙ КОРОЛЬ

 Всех королей казнить! - уж такова их роль.
 Бессмертен лишь один - то шахматный король.

Цитировать прозу будет труднее. Новеллы, рассказы, отрывки из романов содержат от одной до нескольких десятков страниц текста. Поэтому нам придется пользоваться сокращенным изложением и монтажами из различных отрывков произведения.

Для начала - два необычайных примера, частично уже приводившихся в предыдущих главах: обширные, чрезвычайно интересные рассказы польских писателей прошлого столетия Кароля Либельта и Людвика Немоевского.

Рассказ Либельта, озаглавленный "Игра в шахматы", написан по образцу итальянских романов XVI века. Герой событий - юноша Анастазио, спасенный в детстве во время кораблекрушения таинственным врачом и алхимиком. Он учится у своего спасителя физике и математике, а после его смерти, получив по завещанию сто цехинов, отправляется путешествовать в широкий мир, взлелеянный его мечтами - Сиракузы, Неаполь, Рим. К сожалению, счастье было кратковременным: деньги уплывали, так как Анастазио расходовал их безудержно. И однажды оказалось, что у него не хватает денег даже на оплату гостиницы. Юноша опомнился слишком поздно. Он решил продать кое-что из мелочей - подарков таинственного опекуна, отдать долги и переехать в Палермо, чтобы заняться преподаванием математики.

"... Но вот первый вопрос: что же ему продать? Математические приборы? Ни в коем случае - они нужны для преподавания. Платье? Старое он раздарил, без нового нельзя. "Нашел!" - воскликнул он обрадованно. "Вот шахматы - обойдусь без них. Люди ценят украшения. Найду любителя, который даст за них пять или шесть цехинов".

Хозяин пододвинул золото на середину стола, и игра началась снова. Она продолжалась дольше, чем предыдущие. Пескатини избегал, видимо, прежних комбинаций, но не прошло и нескольких минут, как Анастазио опять объявил ему мат. Присутствующие смеялись от всей души, хозяин молча ходил по залу. Один из присутствующих сменил Пескатини, но Анастазио все выигрывал. Вернувшись к себе, он подсчитал выигрыш: в мешочке было девяносто цехинов..."

На следующий день хозяин предложил Анастазио доходное занятие - он должен выдать себя за иностранца, мастера королевской игры, что обеспечит ему соблазнительные доходы. "Превосходного игрока в шахматы ныне больше ценят, чем виртуозов и артистов. Весь мир хочет его видеть и познать", - убеждал Анастазио Пескатини, предлагая ему свои услуги в качестве импрессарио и компаньона. Мастер будет играть с каждым не меньше, чем на десять цехинов; за право смотреть на игру будет взиматься полцехина.

Началась полоса побед Анастазио. Отныне ему сопутствовали слава, восхищение, любовь, но, как это часто бывает, он стал также предметом зависти и интриг.

Анастазио захотел обвенчаться с любимой девушкой - Эрминией. Но ее дядя, могущественный венецианский дож и инквизитор, обвинил Анастазио в шулерстве, посадил в тюрьму и обещал свободу только за открытие тайны выигрыша в шахматы. Эрминия устроила побег. Вдали от большого света молодая пара почувствовала себя счастливой.

Кадр из фильма 'Шахматная новелла', поставленного по рассказу С. Цвейга, режиссером Гердом Освальдом (ФРГ, 1960 г.) Слева - Марио Адорф в роли Мирно Чентовича, в глубине - Курт Юргенс в роли Вернера фон Базиля

Анастазио серьезно занялся математикой и никогда больше не притрагивался к шахматам. Он говорил сестре, указывая на Эрминию: "Последний ход был для меня самым счастливым в жизни".

Новелла Немоевского "Шах и мат" написана в другом стиле. Судьба гениального шахматиста Бартоломео становится трагически нелепой.

"История жизни Бартоломео проста, кратка и не изобилует необычными деталями. Единственная страсть его, игра в шахматы, дошедшая до мании, стала причиной неудач, превратностей судьбы и его гибели.

- И мат! - добавил банкир, который вошел в этот момент в контору и, увидев бумаги, разбросанные в беспорядке на столе, подсчитал на пальцах потери, какие могла принести в порученном деле такая халатность..."

Неисправимый шахматист не только получил расчет, но и стал причиной увольнения с работы трудолюбивого и добросовестного товарища. Это событие получило огласку.

С тех пор ни один торговый дом не хотел принять юношу, забывающего о своих обязанностях. Даже отец Бартоломео не мог взять его на работу в свою контору.

Тогда отец задумал женить его:

"Это единственный способ, - думал он про себя, - искоренить столь пагубную для банкирского служащего страсть. Прекрасная фигура королевы его чувств, - говаривал он, шутя, доверенным друзьям, - заставит его, наконец, забыть костистую фигуру королевы... шахмат.

- Прежде всего, господа, я должен убедить каждого из вас, что за шахматной доской по сравнению со мной мой будущий зять всего лишь начинающий новичок.

Драматическая партия шахмат между Вернером фон Базилем, главным героем фильма по новелле Стефана Цвейга (Курт Юргенс) и гроссмейстером Мирно Чентовичем (Марио Адорф). (ФРГ,1960г.)

Эти несправедливые слова задели юношу за живое.

Все попытки огорченного купца поправить дело были напрасны. Уязвленный своей неудачей, самолюбивый игрок не хотел даже видеть своего победителя. Через год он отдал дочь за какого-то живописца. Художник был беден и талантом не обладал, но зато у него было неоценимое качество; он проигрывал своему тестю все партии..."

В этой новелле, насчитывающей более пятидесяти печатных страниц, не только развертывается увлекательное, фантастическое действие, целиком связанное с шахматами, но она обладает драматургической композицией, ритмически повторяющей в узловых жизненных ситуациях несчастного героя восклицание "Шах и мат!". Этой композиции подчинена заключительная сцена рассказа.

"... Да, это был он, Бартоломео, но перемена, которую вызвали в нем эти несколько месяцев болезни, была еще более ужасной, чем та, которая произвела на меня раньше столь неприятное впечатление.

И это были его последние слова. Мы приблизились к нему: бедняга уже был мертв..."

На границе психической ненормальности находится герой мастерски сделанного рассказа Стефана Цвейга "Шахматная новелла", где описана шахматная мания человека, возникшая вследствие необычайных обстоятельств. Произведение это было найдено в бумагах писателя после его смерти, последовавшей в эмиграции, в Южной Америке, в 1942 году.

Первое издание новеллы вышло в свет еще во время войны, в 1943 году, в Стокгольме. "Шахматная новелла", переведенная на многие языки, имела огромный литературный успех и, в конце концов, в 1960 году была экранизирована, к сожалению, неудачно. Стоит отметить публикацию этой новеллы в польском еженедельнике "Пшекруй", который поместил ее с замечательными рисунками Даниеля Мруза, приведенными нами в этой книге.

Поскольку произведение Стефана Цвейга исключительно ценно для нашего обзора "шахматы и литература", мы изложим вкратце сюжет новеллы и приведем несколько отрывков из нее.

На борту океанского парохода плывет в Аргентину, где ему предстоит турне, шахматный гроссмейстер Мирко Чентович. О его фантастической карьере рассказывает автору один из случайных попутчиков. Чентович был родом из маленькой придунайской деревни. Будучи сиротой, он воспитывался у местного священника. Мирко не отличался быстротой соображения и был даже в какой-то мере тугодумом. Однако по вечерам мальчик с интересом следил за игрой в шахматы.

Однажды он сел за шахматную доску и дал мат сельскому старосте и своему опекуну. "Чудесного мальчика" отвезли в город, где на него обратил внимание граф Симчич, страстный любитель шахмат. Мирко одерживал победы, изучал теорию и выходил на большую жизненную дорогу, завоевывая многочисленные награды и звания, пока не стал, наконец, мастером международного класса. Он был оригинальной фигурой. Собственно говоря, это был малоинтеллигентный, интеллектуально не развитый, не знакомый с математикой и лишенный фантазии человек, но за шахматной доской он преображался, становясь логично и быстро мыслящим противником.

Автор рассказа, заинтересовавшись личностью Мирко, стал искать случая поближе познакомиться с ним. Но Мирко Чентович избегает общества и в одиночестве изучает шахматные партии. Это усиливает любопытство автора. Однажды, как бы случайно, один из пассажиров предлагает Чентовичу сыграть партию. Чентович не желает играть без денег. Партнер соглашается на поставленные условия, садится за стол, но проигрывает довольно большую сумму и просит дать ему возможность отыграться.

На этот раз он консультируется с пятью партнерами. Вся компания тоже проигрывает. Пассажир входит в азарт, удваивает ставку и просит продолжать игру. Эта партия также предвещает поражение. Но вот к шахматной доске подошел молчавший до сих пор зритель, доктор Б., и посоветовал "союзникам" сделать неожиданный ход, предвидя несколько дальнейших ходов в развитии партии. На этот раз коса нашла на камень, и Чентович еле-еле свел партию к ничьей. Гроссмейстер был глубоко потрясен, его авторитет в самый канун показательных матчей поставлен под удар, он требует продолжения игры. Но никому не известный здесь доктор Б. отказывается играть, ссылаясь на то, что не играл в шахматы более двадцати лет, чему, конечно, никто не верит.

По просьбе автора доктор Б. рассказывает ему о своей жизни. Он - австриец, по профессии юрист, был юрисконсультом в правлениях нескольких крупных монастырских имений. После аннексирования Австрии фашистами Б. был арестован, так как фашисты предполагали, что ему могут быть известны различные важные финансовые и политические тайны. К нему применили пытку особого рода: его поместили в абсолютно пустую камеру без мебели, без каких-либо предметов. Изнуренный допросами, а также мучительным одиночеством в своей пустой камере, он дошел до отчаяния. Все время наедине с самим собой, без книг, без бумаги, без карандаша, без возможности умственного занятия... И при этом частые и внезапные допросы, где на него обрушивался подлинный поток перекрестных вопросов. Его старались поймать на лжи, вытянуть из него признание. Доктор Б. был уже совсем без сил. Наконец, гестапо добилось своего. Наступил момент, когда узник не выдержал и принял решение выдать все тайны. Но... ожидая в коридоре очередного допроса, он вдруг увидел в кармане висевшей там жандармской шинели книгу. Подвергая себя огромному риску, он сумел все же украсть эту книгу. Какая радость видеть печатные буквы! Иметь возможность сосредоточиться на словах, какое прекрасное занятие! Разочарование было полным: книга оказалась сборником ста пятидесяти партий шахматных мастеров. Играть он не умел и хотел выбросить книгу за окно. Однако, не имея никакого другого занятия, он стал припоминать правила игры, с которыми был знаком когда-то, в школьном возрасте. Его одеяло было в клетку. Из хлеба он вылепил фигуры. После нескольких недель он уже мог читать книгу, не пользуясь шахматной доской и фигурами, лишь мысленно следя за ходом партии.

'...он заметил араба, сидевшего посреди дороги и игравшего с самим собой в шахматы'. Иллюстрация к новелле М. Йокая 'Шахматы'. (Худ. А. Марчински)

"Счастливый период, в течение которого я систематически, день за днем, разыгрывал эти сто пятьдесят партий, напечатанных в сборнике, продолжался два с половиной-три месяца. А потом я неожиданно опять очутился на мертвой точке. Передо мной снова была пустота. К этому времени я уже по двадцать-тридцать раз проштудировал каждую партию. Прелесть новизны была утрачена, комбинации больше не волновали меня, не заряжали энергией. Было бесцельно повторять без конца партии, в которых я давно уже наизусть знал каждый ход. Стоило мне начать, как вся игра разворачивалась передо мной как на ладони, в ней не было ничего неожиданного, напряженного, неразгаданного. Вот если бы я мог достать новую книгу, с новыми партиями и заново заставить работать свой мозг! Но это было невозможно, и у меня оставался только один выход: вместо старых, хорошо знакомых партий, самому изобретать новые. Я должен был попытаться играть сам с собой, или, вернее, против себя.

- Так вот, мне кажется, что пока все должно было быть вам понятно. Но, к сожалению, я не уверен, что так же ясно будет для вас и то, что произошло в дальнейшем. Дело в том, что это новое занятие потребовало такого всеобъемлющего напряжения ума, что какой бы то ни был контроль над остальной его деятельностью стал совершенно невозможен. По моему мнению, игра в шахматы с самим собой - бессмыслица, но все же существовала бы какая-то минимальная возможность для такой игры, если бы передо мной была шахматная доска, потому что доска, будучи осязаемым предметом, создавала бы известное чувство пространства, намечала бы какую-то материальную границу между "игроками". Играя за настоящей шахматной доской с настоящими шахматными фигурами, можно установить определенное время для обдумывания каждой позиции, можно сесть сначала с одной стороны и представить себе, как выглядит вся картина для черных, а потом - как она представляется белым. Но так как игру против себя, или, если угодно, с собой, я должен был вести на воображаемой доске, то мне приходилось непрерывно удерживать в уме положение всех фигур на шестидесяти четырех квадратах, и притом не только положение в данный момент, но и рассчитывать вперед все возможные ходы обоих противников. Я прекрасно понимаю, что это звучит как совершенное безумие; для каждого из своих "я" мне приходилось представлять себе каждую позицию дважды, трижды, да нет, больше - шесть раз, двенадцать раз, да еще на четыре или пять ходов вперед.

'На этот раз он снял с шахматной доски черную пешку...' Иллюстрация к фельетону польского классика Болеслава Пруса 'Игроки и мазилы'. (Худ. А. Унеховски)

Пожалуйста, простите, что я заставляю вас разбираться во всей этой сумасшедшей путанице. Разыгрывая в абстрактном пространстве эти фантастические партии, я должен был рассчитывать несколько ходов вперед в качестве белых и столько же ходов в качестве черных, должен был взвешивать все возникающие комбинации то с точки зрения черных, то с точки зрения белых, иначе говоря, сочетать в одном своем уме ум черных и ум белых. Но самая серьезная опасность этого жуткого эксперимента заключалась не в раздвоении моего "я". Она заключалась в том, что я должен был играть самостоятельно мною же придумываемые партии и то и дело терял всякую почву и словно падал в какую-то пропасть. Пока я разыгрывал партии чемпионов, все было хорошо: я просто повторял сделанную игру, воспроизводил уже данное. Для этого не требовалось большего напряжения, чем, скажем, для того, чтобы выучить наизусть стихи или запомнить статьи какого-либо закона. Это было систематическое, дисциплинирующее занятие и потому прекрасное упражнение для мозга. Две партии до и две после обеда представляли собой определенное задание, которое я выполнял совершенно спокойно; оно как бы заменяло мне прежние повседневные занятия. И, кроме того, если я ошибался в процессе игры или забывал следующий ход, я всегда мог заглянуть в книгу. Именно потому, что изучение чужих партий никак не затрагивало моего "я", оно так благотворно и успокаивающе действовало на мои расшатанные нервы. Мне было абсолютно все равно, кто выиграет, черные или белые, потому что за пальму первенства сражались Алехин или Боголюбов, тогда как я сам, мой разум, мое сознание только смаковали тонкости поединка. Но как только я начал играть против себя, я бессознательно стал соперничать сам с собой. Мои "я" - белое и черное - должны были состязаться друг с другом, и каждое из этих "я" было одновременно охвачено нетерпеливым и честолюбивым желанием выиграть, одержать победу. Сделав ход в качестве черного "я", я лихорадочно ждал, что сделает мое белое "я". Оба "я" попеременно торжествовали, когда другое "я" делало неправильный ход, и раздражались, когда сами допускали подобную оплошность.

Пришло время, когда эта мономания, это наваждение стало оказывать разрушительное действие не только на мой мозг, но и на мое тело. Я сильно исхудал, мой сон стал тревожен; проснувшись, я с большим усилием подымал тяжелые веки. Я чувствовал себя, как после перепоя, и руки мои так дрожали, что я не мог поднести стакан ко рту. Но едва начиналась игра, во мне пробуждалась дикая сила: со стиснутыми кулаками я бегал туда и обратно, и, как сквозь красную мглу, слышал иногда свой собственный голос, когда охрипший и злой я кричал самому себе "шах!" или "мат!""^*

^* (Перевод Е. Ефановой.)

После одной из таких воображаемых шахматных партий Б. очутился в больнице. Когда он выздоровел, гестапо освободило его, потеряв надежду добиться от него выдачи тайны и обязав его в течение двух недель покинуть пределы Австрии. Большим переживанием на свободе было для него наблюдение за обычной игрой в шахматы, так как он привык исключительно к игре вслепую с воображаемым противником, а конкретная, имевшая материальную форму игра, была ему вообще чужда. Вид двух живых игроков превращался в его воображении в две олицетворенные части его собственного раздвоенного сознания...

На этом доктор закончил свои воспоминания. Чтобы испытать, может ли он сыграть нормальную партию с действительным, а не абстрактным противником, он соглашается начать новую партию с Чентовичем. В присутствии многочисленных зрителей после драматически развивавшейся борьбы гроссмейстер был побежден обычным дилетантом: рутина не выдержала сравнения с фантазией. По просьбе Чентовича они приступили к следующей партии. Эта игра привела Б. в прежнее возбуждение - он как будто снова начал играть с самим собой; не обращая внимания на партнера, он стал путаться в ходах и, чтобы не допустить нервного припадка, прервал игру. Успокоившись, Б. признал себя побежденным. Чентович торжествовал, но, если бы он знал тайну трагедии Б., он не решился бы утверждать, что в решающий момент любитель всегда оказывается только дилетантом.

К рассказам юмористического характера принадлежит маленькая новелла венгерского писателя прошлого века Мора Йокая "Шахматы", основанная на арабских мотивах. Припомним вторую половину повествования. В отличие от предыдущей новеллы, здесь шахматист, играющий сам с собой, не страдает никаким психическим недугом.

"Время от времени Дон Уртадо отправлялся путешествовать по городам Испании и всегда возвращался с богатой добычей. Однажды он вновь отправился в поездку. Когда он спокойно ехал на муле лесом, вдоль реки Гвадалквивир, он увидел араба, сидевшего посреди дороги и игравшего в шахматы с самим собою.

- А кто же другой?

'... забыв о собравшихся вокруг зрителях, Бенёвски осторожно развивал свой план...'Иллюстрация к роману польского писателя Вацлава Серошевского 'Бенёвски'. (Худ. А. Унеховски)

- Тот, кто вездесущ - единственный, великий Аллах.

С этими словами араб направил пистолет в грудь охваченного ужасом Дон Уртада, который с кислым лицом вручил ему свой мешок с деньгами".

Один из еженедельных фельетонов выдающегося польского писателя и эссеиста Болеслава Пруса, помещенный в журнале "Тыгодник иллюстрованы" в 1911 году, то есть в период нарастания конфликтов между импералистическими государствами, называется "Игроки и мазилы". Весь этот фельетон построен на шахматных мотивах и сравнениях.

'Гроссмейстер жертвовал пешки, тяжелые и легкие фигуры направо и налева'. Иллюстрация польского художника Г. Хмелевского к роману Ильфа и Петрова 'Двенадцать стульев'

Один из приятелей писателя, еврей, показывает ему в кафе двух играющих шахматистов и, верно определяя различия их темпераментов и методов игры, излагает так называемый "польский вопрос". Впрочем, убедимся в этом сами,прочитав отрывок из фельетона:

"- Это пан Гадульски^*,- прошептал мой друг.- У него раньше была деревня, но теперь он ищет должности хотя бы директора банка. А пока играет в шахматы. А этого, второго, который ничего не говорит, зовут Шульцем. Они ссорятся, но это друзья.

... Теперь вы видите, пан, что это "польский вопрос" ?..."

После более подробных рассуждений на эту тему Прус добавляет от себя:

"Разговор о шахматной игре и польском вопросе пришел мне в голову в те времена, когда я задумывался над нашим во многих отношениях невеселым положением. И снова я напомнил себе: жизненная игра похожа на шахматную игру, но если в шахматах силу составляют фигуры - король, королева, ладья, слон и конь, то в жизни фигурами являются труд, выдержка, внимательность, решимость и уменье.

Если в шахматной партии каждая сторона хочет выиграть, то и в жизни люди или народы также хотят выиграть. Но что? Они хотят выиграть физическое и духовное усовершенствование, или же они постоянно хотят увеличивать свою трудоспособность, свои знания, здоровье, ловкость, благожелательность других людей или народов, состояние, честность, достоинство и т. д. Это - главная цель жизненной победы..."

В романе "Эмансипантки" Прус увековечил двух других шахматистов. Среди галереи типов одного маленького местечка Прус с юмором описал "вечных" партнеров шахматной игры - старого майора и ксендза. Традиционная партия была установленным ритуалом дня и чаще всего оканчивалась каким-нибудь конфликтом. Например:

"В беседке поднялся шум: ксендз давал мат майору, а тот доказывал, что он не имеет понятия о шахматах. Партию прервали на последнем ходу, ибо майор никак не хотел признать мат, которого не было бы, если бы его королева занимала ту линию, а конь стоял бы там, а ладья здесь...

- Да, - ответил ксендз, - и если бы ваш король мог выходить в сад, когда для него не хватит места на шахматной доске..."

Забавный случай произошел с ксендзом в очень неподходящий момент. Майор, ксендз и доктор Бжески направляются к Цынадровскому, который умирает, выстрелив в себя из пистолета. Ксендз отпускает грехи умирающему. Когда несчастный скончался, они выходят из квартиры и завязывается разговор:

"- А вы, майор, могли бы, по крайней мере в такой момент, не подавать людям дурного примера, - отозвался ксендз.

- Страсти господни! - воскликнул ксендз, поднимая руки. - А ведь и в самом деле у меня офицер в руке... Никогда больше не буду играть в эти проклятые шахматы, в них одно оскорбление господне..."^*

^* (Известный русский шахматист Петров пишет о таком же примере рассеянности. Бригадир Котельников, завзятый партнер его дедушки, однажды так задумался над своим третьим ходом, что, прихлебывая чай, окунул в него вместо сухаря ладью и чуть не подавился. Петров добавляет по адресу "почтеннейших любителей шахмат", чтобы они остерегались пить чай с сухарями, обдумывая третий ход. Такая неосторожность может быть даже причиной смерти достойного человека.)

В "Эмансипантках" Пруса шахматный мотив выступает всего в нескольких мелких эпизодах. Но в польской литературе есть роман, содержание которого в значительной степени построено на ситуациях шахматной игры. Это исторический роман Вацлава Серошевского "Бенёвски." Мауриций Бенёвски, польский офицер, путешественник, член барской конфедерации, пойманный царскими властями и сосланный в 1769 году на Камчатку, был выдающимся шахматистом. После него в истории и теории шахмат осталось определение "мат Бенёвского" (мат, данный конем королю, сжатому собственными фигурами, так называемый "спертый мат", или по-французски "мат этуффе", а по-немецки "эрстиктес мат").

Бенёвски, будучи в ссылке, стал свидетелем шахматной игры между двумя русскими генералами. После окончания партии он заметил, что проигравший мог в известный момент выиграть партию в четыре хода, жертвуя фигуру. Генерал с апломбом отверг эту возможность, заключив даже пари на большую сумму денег. Бенёвски выиграл, дав мат в несколько ходов. В романе это выглядит несколько иначе: Бенёвски, спровоцированный секретарем местного управления, начинает играть в шахматы с комендантом жандармерии и выигрывает три партии, забирая обещанную сумму денег и доводя до бешенства военного, который не может примириться с поражением нанесенным ему политическим "преступником".

Бенёвски вместе с товарищем планирует побег, поэтому он не хочет иметь неприятностей с представителями местной власти. Он решает вернуть выигранные деньги, объясняя, что игра велась в шутку. Но комендант делает неожиданное предложение: играть вместе на крупные суммы с богатыми купцами, приезжающими с островов для торговли мехами. Комендант даст капитал, а Бенёвски будет играть.

Бенёвски соглашается, надеясь с помощью этой комбинации уладить и свое дело. Встречи за шахматной доской оканчиваются его победами, а компаньоны набивают кошельки деньгами, добытыми у жаждущих игры купцов. В компаньоны принимается также секретарь начальника, игра принимает все больший размах. Слава Бенёвского как мастера шахмат растет, но растет также и число его недоброжелателей, побежденных им на шахматной доске. Прикрываясь своими успехами, Бенёвски подготавливает заговор. Однако и купцы, проигравшие ему много денег, не теряют надежды на реванш и привозят из глубины страны замечательного игрока Колескова. Захватывающий поединок должен разыграться во время торжественного бала. Симпатии большинства склоняются на сторону "свояка" - Колескова. Заключены пари на большие суммы. Заиграла музыка, начались танцы, но любопытство влекло участников бала в соседнюю комнату.

"Люди стояли на скамьях и смотрели через головы других туда, где полукругом на табуретках сидело начальство, а перед ним, на невысоком столе, вели упорную шахматную борьбу Бенёвски с Колесковым; рядом лежали кучи червонцев, серебряных рублей и тынфов, стояли чарки с водкой, которую, впрочем, никто не пил.

- Двадцать пять тысяч, кроме мехов...- пробормотал он, заикаясь, дрожащим голосом..."

'Гроссмейстер... зачерпнул в горсть несколько фигур и швырнул их в голову одноглазого противника'. Иллюстрация Г. Хмелевского к 'Двенадцати стульям' Ильфа и Петрова

На этот раз, однако, дело не кончилось выигрышем. Разъяренные купцы и Колесков напали в лесу на Бенёвского и, когда он отказался играть в их пользу, сильно его избили. Защищаясь, Бенёвски так ударил Колескова, что тот скончался на другой день. Обстановка осложнилась. Дальнейшие события отодвинули шахматы на второй план.

Для разнообразия впечатлений обратимся к сатирическому роману советских писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова "Двенадцать стульев", где с большим юмором и иронией описаны приключения "великого комбинатора" Остапа Бендера. Бендеру пришла в голову мысль заработать деньги на одном привлекательном шахматном турнире. После лекции на тему: "Плодотворная дебютная идея" он приступил к сеансу одновременной игры.

Иллюстрация польского художника Г. Реховича к рассказу Владислава Касинского 'Конь'

"Гроссмейстер вошел в зал. Он чувствовал себя бодрым и твердо знал, что первый ход е2-е4 не грозит ему никакими осложнениями. Остальные ходы, правда, рисовались в совершенном уже тумане, но это не смущало великого комбинатора. У него был приготовлен совершенно неожиданный выход для спасения даже самой безнадежной партии.

"Пора удирать", - подумал Остап, спокойно расхаживая среди столов и небрежно переставляя фигуры..."

В романе немецкого писателя прошлого столетия Теодора Фонтане "Шах из Вутеноу" главный герой подвергается злым насмешкам из-за своей "шахматной" фамилии - Шах.

Легкомысленный роман с госпожой фон Карайон, который он вел, стараясь одновременно добиться официально руки ее дочери, Виктуар, стал предметом интриг и сплетен. В городе распространяются многочисленные карикатуры на тему связей Шаха, и в частности рисунок, подписанный по-французски "Ле шуа дю Шах" ("Выбор Шаха"), изображающий персидского шаха, который не может решиться, которую из двух рабынь выбрать.

"Больше всего, однако, обидел Шаха третий рисунок, который был изображен на фоне салона госпожи фон Карайон. На столике лежала шахматная доска, где, как бы после проигранной партии и для того, чтобы ярче подчеркнуть поражение, были разбросаны все фигуры. Возле столика сидела Виктуар, а у ее ног стоял на коленях в персидской шапке Шах. Шапка была изорвана и вдавлена внутрь. Рисунок подписан: "Шах-мат". Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения "Шаха из Вутеноу"".

Антивоенный и антиимпериалистический роман известного австрийского писателя Арнольда Цвейга "Затишье", изображающий политическую обстановку и положение, на русско-немецком фронте в 1917 году, начинается и кончается сценами шахматной игры.

Заядлые шахматные игроки здесь - унтер-офицер Гройлих, человек прогрессивных убеждений, и фельдфебель Понт. Вот отрывок из первой главы, называющейся "Эндшпиль"^*.

^* (Перевод И. Горкиной и Р. Розенталь, изд-во Ин. Лит., Москва, 1959.)

"На шахматном столике с белыми и черными полями выстроилась парадом партия, которую вчера вечером не успели закончить оба упомянутых обитателя унтер-офицерского блиндажа, курильщики трубок и хорошие шахматисты. Сквозь облака табачного дыма смотрят они на красные и желтоватые вырезанные из кости изящные фигурки, собственность бывшего домовладельца и фабриканта господина Тамшинского, - смотрят, как боги Одиссеи смотрели на человечков и корабли, воспетые Гомером. Затянувшаяся партия! Оба противника - высокообразованные люди, сыновья немецких буржуа, один - учитель народной школы, другой - архитектор. Обоим свойственны терпение, смышленность и та любовь к благородной игре, изобретенной, вероятно, индийцами или персами, которая объединяет сражающихся за шахматными досками во всех кафе земного шара в незримую нацию с собственным языком и особым, отвлеченным, ей одной присущим складом ума. Кто из жалких людишек, не посвященных в эту игру, знает, что такое гамбит или ход конем, или какими законами диктуется или запрещается движение по-разному вырезанных фигурок, или что, в сущности, означает глухо брошенное слово "шах" ? Вчера вечером партия не была закончена, так как учителю народной школы Гройлиху, который обдумывал, как отразить новую атаку, предпринятую архитектором Понтом, чтобы вырваться из тисков, пришла вдруг в голову интересная мысль.

- Нет надобности откладывать его на столь долгий срок, - отпарировал Гройлих. Пряча лукавую усмешку в глубоких складках худого лица и пропуская дым из своей трубки через светлорусые усы, он пошел маленькой красной пешкой - одной из тех фигурок, которые находились еще в исходном положении и ждали, когда о них вспомнят.

Иллюстрация польского художника Г. Реховича к рассказу Владислава Касинского 'Конь'

- Жаждете, я вижу, компенсации за потерянную туру, милейший? - сказал Понт. - Но от нас это не укроется. Канцелярия вообще все видит и все знает... - И он, сделав контрход, спокойно провозгласил: - Гардэ!

- Только не так! - испуганно вскрикнул Гройлих. - Это можно сделать лишь в четыре руки, о чем известно каждому страховому обществу, - и он приподнял легкую ношу за два угла доски, а Понт ухватил ее за два противоположных. При этом оба не отрывали глаз от шахматных фигурок, которые, несмотря на всю осторожность шахматистов, все-таки подрагивали. Как легко могли они свалиться и похоронить столь острый эндшпиль!

Оригинальные иллюстрации Джона Тэниэла к английскому изданию книги Льюиса Керролла 'Алиса в Зазеркалье'. Шахматный сад, в котором началась странная история Алисы.

Оригинальные иллюстрации Джона Тэниэла к английскому изданию книги Льюиса Керролла 'Алиса в Зазеркалье'. Алиса превратилась из пешки в королеву и села рядом с подлинными шахматными монархинями

- Если все мы, по-вашему , пешки - ведь Бертин для вас только пример, - сказал Понт, - то кого же в эндшпиле нашей войны представляют офицеры?

- Чудак! - воскликнул Гройлих, оглянувшись уже с порога. - Да Ленин ведь вне игры. В этом - его преимущество. Потому-то все и принимает такой напряженный характер!..."

Последнюю главу романа Цвейг символически назвал "Белые проигрывают". После знакомства со многими военными перипетиями мы снова встречаемся в конце книги с обоими заядлыми шахматистами, которые торчат над незаконченной партией:

"...- Господина Помело снежной вьюгой замело, - прогудел унтер-офицер Гройлих и со всей осторожностью отнес столик с шахматной доской со все еще стоявшими на ней фигурами поближе к лампе, затененной зеленым абажуром.

- География, - ответил Гройлих. - Вы, католики, не знаете священного писания, а вот мы, протестанты, вместе с библией уже детьми получаем от трех до пяти раскрашенных карт святой земли, какой она была во времена Моисея, Соломона и Иисуса. И на этих картах видно, как в разбойничьем городе Иерусалиме сходятся дороги со всей местности, с севера на юг, то есть из Дамаска в Гелиополь или в египетский Он, и с востока на запад, то есть из халдейского Ура в Яффу, иначе Иоппе на Средиземном море. Северный путь в наше время идет еще дальше, в Турцию. И если Балканский фронт поддастся, то ведь еще с двенадцатого года наготове стоят турецкие и болгарские дивизии... Европейский легион энтузиастов, о котором говорил Бертин, был бы нам тогда очень кстати.

Оригинальная иллюстрация Джона Тэниэла к английскому изданию книги Льюиса Керролла. В мире шахматных фигурок.

Оригинальная иллюстрация Джона Тэниэла к английскому изданию книги Льюиса Керролла. Король в руке Алисы

- Старый вещун, - поддел Понт друга. - Берешь на себя роль нашего землекопа, хочешь оказывать влияние на нашу волю к победе. Ты лучше здесь победи!

- И в то, и в другое, - ответил Гройлих, внимательно следя за рукой Понта, передвинувшей королеву так, что пешка не могла взять коня; этим она обезоружила бы своего короля. Гройлих удивленно посмотрел на партнера и стал изучать собственные позиции, как вдруг затрещал телефон. Фельдфебель схватил трубку..."

С фронта поступили новые известия. На картах штабов обозначали позиции, ставились прогнозы развития событий. Военная игра вступала в решающую фазу. Гройлих смотрел на стол, где лежали карты, но его неудержимо влекло к шахматам:

"... А внизу - подумалось унтер-офицеру Гройлиху - под канцелярскими лампами дожидаются эндшпиля наши красные и белые фигуры. Еще три хода - и я сделаю ему мат. А быть может, опять вторгнется что-то новое и нам придется оставить в покое и пешки, и офицеров и сказать: на этот раз - ничья, бой не решен. Но нет, по существу он уже решен, проигрывают белые!..."

В изданном непосредственно после войны романе Казимежа Брандыса "Деревянный конь" главный герой является любителем шахмат и во время одинокой жизни в годы оккупации часто играет в шахматы с соседом, которого называли доктором.

"Доктор не был мастером. Он играл торопливо, неровно, бросал незавершенные планы и переходил к новым; по-видимому, мысль его обрывалась. Неоднократно из чувства гостеприимства я давал ему возможность выиграть; он верил в эти победы. Однажды он сделал ошибочный ход; я улыбнулся, ибо партия принадлежала мне.

- Ну, - смеясь, сказал он, - так кто же хороший вождь?"

Скрытый смысл этой сцены заключается в том, что в дальнейшем доктор оказывается вождем "Окружной комендатуры возмездия", фашистской организации польского подполья. В последней главе романа также содержится шахматный мотив. Герой, оправившийся после болезни, принимает в своей квартире некоего Провизора, фармацевта, освобожденного из лагеря военнопленных. Разговор идет о деталях планируемого бегства, слова переплетаются с ходами на шахматной доске.

"- Итак, я еду, - сказал я, рассеянно прислушиваясь к затихающему бою часов. - Едем вместе в лес. Но пока пусть будет так, как было, - я обвел глазами комнату.

- Нелегко ездить на деревянном коне, - пробормотал я в раздумье и, стуча пальцем по столику, начал обдумывать ход, которым должен был объявить шах королю".

Этими словами кончается роман. Является ли его заглавие "Деревянный конь" символом шахматного коня? Судя по последним фразам, пожалуй, да. В начале романа, однако, говорится о деревянном коне-игрушке, на котором герой романа скакал в детстве. Этот конь-игрушка носит в романе символический характер: изнеженный ребенок из буржуазной семьи просиживает на коне по нескольку часов, так как ему не разрешают играть с другими детьми. Деревянный конь означал, таким образом, социальную изоляцию, и именно этот конь тяготел впоследствии над всей жизнью героя. Но жизнь - это одновременно стратегия, и здесь "конь" из заглавия романа приобретает образ шахматного коня. Мелкая деталь: на обложке книги есть рисунок коня-игрушки, но украшения на корешке книги представляют собой фигурки шахматных коней.

Алиса и белая королева. Оригинальная иллюстрация Джона Тэниэла к английскому изданию книги Льюиса Керролла 'Алиса в Зазеркалье'

Иллюстрация А. Орлова к рассказу К. Д. Саймака 'Однажды на Меркурии'. ('Знание-сила')

В рассказе другого польского автора, Ежи Владислава Касинского, озаглавленном "Конь", эта своеобразная шахматная фигура становится символом драматической и ужасной судьбы.

Новелла была написана в 1942 году под впечатлением вспыхнувшей недавно войны, а опубликована в одном из журналов в 1957 году. Действие рассказа происходит в больнице для душевнобольных в канун нападения гитлеровских войск на Польшу. Мы знакомимся со средой врачей и пациентов. Один из них страдает особенной манией преследования. Приведем здесь лишь три краткие выдержки:

".. .Темные и светлые квадраты паркета образовывали шахматную доску. По ее полям обдуманными прыжками метался погруженный в свои мысли, сосредоточенный человек с большой лысой головой. Он производил впечатление существа, родившегося в другом мире - мире шахматных фигур, ибо был как бы воплощением шахматного коня. Его и звали здесь "Конем".

И тогда доктор Пуницки уходил из зала, удрученный несчастной судьбой человека, ставшего шахматным конем..."

Пытаясь попробовать освободить Коня от этой мании, доктор велел покрыть паркетный пол гладким линолеумом. Но когда больной вошел в зал, отсутствие квадратов лишь сильно встревожило его:

"На лице Коня выразились отчаяние и беспомощность. Он долго всматривался в пустоту, в бездну, простирающуюся там, где еще вчера его взор беззаботно покоился на множестве двухцветных полей. Затем он наклонился, присел и стал ощупывать разбегающимися пальцами гладкую поверхность линолеума. Он словно искал что-то. Наконец он встал, выпрямился и, устремив в землю отсутствующий взгляд, двинулся вперед. Неуверенно, колеблясь, он двигался обычным ходом коня, вперед и вбок. Казалось, он хочет пробить взглядом безжалостную гладь линолеума, высмотреть спрятанные под ним квадраты. Он продолжал кружить по-своему, только был более печальным, рассеянным и молчаливым. И не произносил даже букв и цифр шахматной алгебры.

Конь снова обрел свой утраченный мир. Он чуть не захлебнулся от радости, когда из жестокой пучины всплыло то, что было блаженством и мукой его жизни. Он стал танцевать зигзагами на волшебной глади паркетного пола. Да! Это не были уже ходы фигуры, это была пляска ожившего шахматного коня! С тех пор лицо его прояснилось и повеселело..."

Обложка изданной во Франции книги Жерара Клейна 'Гамбит звезд'

Писатель занялся далее другими персонажами и конфликтами и возвратился к Коню лишь в финале. Вспыхнула война. Самолеты с черными крестами обрушивали на землю смерть и разрушение. Не уцелел от налетов и дом для душевнобольных. На изборожденный бомбами двор выбрался оставшийся в живых Конь:

"Откуда он шел? С шахматной доски пустого зала. Ибо он ловким прыжком ускользнул из последней восьмерки, когда она спешила на поле смерти, и разыграл свою великую партию на мозаике двухцветных квадратов. Никто не мешал ему, никто не тормозил рассчитанных ходов, и он свободными, широкими, зигзагообразными бросками пересекал гладь паркетного пола.

Конь направился к середине двора. Он шел прямо вперед. Ему казалось, что он ходил так всегда. Обыкновенно, вперед, по прямой. Он не знал, где он. Незнакомые, чужие места. Незнакомый, странный мир. Страна ужасающей мертвенности..."

А теперь перенесемся из мира жестокой действительности и болезненных психозов в область сказочной, а затем научной фантастики.

В замечательном, вероятно, всем хорошо известном романе английского писателя минувшего столетия Льюиса Керролла "Приключения Алисы в стране чудес" многие фантастические персонажи заимствованы из колоды игральных карт. В другой книге того же автора "Алиса в Зазеркалье" действие развертывается уже в кругу шахматных фигур. Более того, писатель связывает фабулу с шахматами исключительно оригинальным образом, помещая во вступлении перечень того, какие действующие лица каким шахматным фигурам соответствуют. Так, например, у белых - ладьями являются "Tweedledum" и "Tweedledee", конями - Единорог и Рыцарь, слонами - Овца и Пожилой господин. У черных выступают: ладьи - Ванька-Встанька и Лев, кони - Плотник и Рыцарь, слоны - Ворон и Морж. Среди пешек мы встречаем цветы: Маргаритки, Розы, Лилии, а также животных: Лягушку, Устрицу, Олененка. Алиса первоначально не принадлежит ни к какому лагерю, однако, соблазнившись возможностью получить королевскую корону, соглашается взять на себя функцию Белой пешки, чтобы, постепенно продвигаясь к восьмому ряду, выдвинуться в королевы. Ее продвижение вверх и приключения среди странных фигур, встреченных в Стране Шахмат, составляют содержание повести. И хотя в принципе развитие фабулы не является изображением конкретной шахматной партии (действие происходит ведь в мире фантастики), автор тем не менее сохранил много реальных элементов шахматной игры.

Скетч 'Шах и мат' из ревю краковского театра сатириков - 'Едем на Олимпийские игры' (1956 г.)

В фантастическом рассказе английского писателя Клиффорда Д. Саймака "Однажды на Меркурии", содержание которого составляют приключения астронавтов на этой планете, содержится оригинальная заключительная сцена с шахматами. Завоеватели космоса основали на Меркурии наблюдательную станцию. Планету населяют странные существа - таинственные Шары, обладающие способностью превращаться в то, о чем думали люди, и создавать из своей материи их двойников. Астронавты оказались, таким образом, в величайшей опасности, так как, спустя некоторое время, нельзя было отличить, кто из экипажа - подлинный человек, а кто - обманчивое создание Шаров. Когда шеф экспедиции пишет в заключение докладную в Совет Солнечной Энергии, он видит через окошко иллюминатора, как Пузыри превращаются в шахматные фигуры и прыгают по территории, окружающей станцию. С каждой минутой этих фигур становилось все больше и больше: это были шахматные размышления во время игры между членами экипажа, воплотившиеся в реальные очертания пульсирующих и живущих таинственной жизнью существ.

В романе французского автора Жерара Клейна "Гамбит звезд" (1958 г.) шахматы составляют основу фабулы и притом фигурируют в разных плоскостях. Действие развертывается в далеком будущем, в эпоху полного завоевания космоса человеком. В межзвездном пространстве, в пределах Галактики, курсируют корабли с людьми, летающие со скоростью света. Герой событий Жерг Альган вынужден совершить пионерскую экспедицию за пределы Галактики, чтобы исследовать жизнь в пространствах, доселе неизвестных. Ключом к выяснению тайны служит странная шахматная доска с символическими рисунками на полях, случайно приобретенная в антикварном магазине на одной из планет. Как оказывается в ходе развития исключительно запутанной и изобилующей перипетиями фабулы, высшие существа, живущие за пределами Галактики, ведут игру, в которой планеты, звезды, человечество и история являются элементами космических шахмат. Независимо от этой линии сюжета, личность героя трактуется как гамбитная пешка в розыгрыше соперничающих между собой человеческих обществ, населяющих разные зоны Галактики. В результате путешествия Альгана выяснилось, что шахматы изобретены существами, чья культура превышает человеческую культуру, и что они играли в шахматы за миллионы лет до появления на земле человека.

Но спустимся с небесных высот и вернемся опять на реальную почву.

Настала очередь драматургии. В этой области мы откроем наш обзор отрывком из пьесы Вольфганга Гёте "Гетц фон Берлихинген", написанной в 1774 году.

Начинается действие второе. Сцена представляет собой зал, в котором Епископ и Адельгейда играют в шахматы. Либетраут играет на арфе:

"АДЕЛЬГЕЙДА. Вы невнимательны. Шах королю! ЕПИСКОП. Еще есть выход.

АДЕЛЬГЕЙДА. Теперь вы долго не протянете. Шах королю!

ЛИБЕТРАУТ. Я не играл бы в эту игру, если бы был высокой особой, я бы даже запретил ее при дворе и во всем государстве.

АДЕЛЬГЕЙДА. Да, верно, эта игра - пробный камень для ума.

ЛИБЕТРАУТ. Не потому! Я предпочел бы слушать вой погребального колокола и зловещих птиц или лай сварливой дворовой собаки - совести; лучше внимать им средь глубокого сна, чем слышать от слонов, коней и прочей твари это вечное "шах королю"!

ЕПИСКОП. Ну, кто же думает о таких вещах!

ЛИБЕТРАУТ. Тот, например, кто слаб, но имеет крепкую совесть, - впрочем, это обычное сочетание. Шахматы называют королевской игрой и говорят, что они были изобретены для короля, который осыпал их изобретателя милостями. Если это правда, мне кажется, я вижу этого короля. Он был недорослем - по уму или по годам, состоял под опекой матери или жены, легкий пух покрывал его подбородок, льняной локон вился у виска, он был гибок, как ивовый хлыст, в шашках любил проходить в дамки, любил он играть и с дамами, не по страсти - боже сохрани! - а так, для препровождения времени. Его воспитатель, слишком деятельный, чтобы быть ученым, и слишком негибкий, чтобы быть светским человеком, изобрел эту игру, столь однородную с его величеством... и так далее.

АДЕЛЬГЕЙДА. Мат! Вы должны восполнить пробелы наших исторических сочинений, Либетраут."

Здесь автор противопоставляет различные взгляды на шахматную игру, а мысль, сформулированная Адельгейдой о том, что игра в шахматы является испытанием умственных способностей, вошла в историю как выражение личных взглядов великого поэта и философа.

В истории драматургии и театра мы встречаем много примеров использования шахматной темы, так или иначе связанной с действием пьесы. Некоторые из них приводились в предыдущих главах. Здесь мы упомянем лишь о тех случаях, когда шахматы - не только побочный мотив в содержании, но являют собой стержень произведения, что подчеркивается даже в названии.

В 1876 году в Париже на сцене театра "Пале Рояль" была поставлена одноактная комедия Поля Феррье "Шахматная партия". Пьеса начинается и кончается шахматной партией, а ход событий прямо или косвенно связан с игрой на шахматной доске. Эта комедия в том же году вышла отдельной книгой. На аналогичной основе построен одноактный водевиль "Выигранная партия" Жоржа Вай, поставленный с большим успехом (более ста спектаклей) в парижском театре "Жимназ Драматик" (1892 г.). Под псевдонимом Вайя скрывался американский писатель М. Джордж Фрост, который издал другой вариант этой комедии под своей настоящей фамилией. Этот текст под названием "Двойной шах" был опубликован в 1909 году в приложении к французскому шахматному журналу "Стратежи".

Чрезвычайно оригинальным произведением в художественно-театральном репертуаре, несомненно, является комическая опера "Побей Филидора" с музыкой Амаде Дютака и либретто Авраама Дрейфуса. Премьера этого сугубо шахматного спектакля (хотя бы из-за главного персонажа - знаменитого французского шахматиста и композитора Филидора) состоялась на сцене парижского театра "Опера-комик" в 1882 году. Содержание произведения несложно: Филидор пытается любой ценой... проиграть шахматную партию. Однако не будем опережать событий.

Год 1777. На сцене изображено знаменитое шахматное Кафе де ля Режанс. Филидор только что выиграл партию и пребывает в прекрасном настроении. В этот момент в кафе появляется молодой музыкант Ришар, угнетенный скверным состоянием, в котором находятся его сердечные дела. Он хочет жениться на прекрасной Дори, дочери владельца кафе Будиньо. Но отец соглашается отдать за него дочь только при условии, что он... выиграет в шахматы у мастера Филидора. Разумеется, это условие означает не что иное, как отказ. Филидор, узнав об этом, решает помочь коллеге (разумеется, коллеге музыканту) и попросту проиграть ему. Это решение он держит в секрете от Дори и говорит ей, что намерен вести игру самым серьезным образом.

Началась необыкновенная партия. Салон заполнила толпа завсегдатаев кафе. Нервничающий Ришар играет настолько плохо, что Филидор вынужден быть очень внимательным, чтобы невольно не выиграть. Из соседней комнаты долетают звуки песенки. Это Дори исполняет произведение Филидора. Взволнованный композитор заслушался и... выиграл партию.

Вот неудача! Все кажется потерянным, однако Филидор откровенно заявляет господину Будиньо, что, если тот не согласится на брак влюбленной молодой пары, он навсегда оставит его кафе и перейдет в другое, к его конкуренту. Веский аргумент сделал свое: папа был вынужден согласиться, а Дори нашла счастье с Ришаром, который оказался музыкантом более лучшим, чем шахматистом.

Мы можем также рассказать о необыкновенном образце польского драматического искусства на шахматную тему. Такое произведение редко встречается даже в коллекциях самых богатых собирателей шахматно-литературных диковинок. Полвека назад появилась юношеская, в наше время совершенно забытая, драма Кароля Ижиковского "Победа". Автор начал работать над ней в 1897 году, однако закончил ее лишь семь лет спустя. В печати "Победа" появилась в 1907 году в собрании стихотворений и драм. Ныне это произведение представляет библиографическую редкость. Произведение Ижиковского обладает большой дозой иронии, в нем много шуток и острот, в силу чего содержание его не устарело и сейчас, хотя при чтении оно часто раздражает излишней символикой и претензией на психологию и философию. Однако предоставим оценку этого произведения литературной критике и приведем только те места, которые связаны с шахматами и в изобилии наличествуют в произведении.

В первом действии триумфальной комедии "Победа" (так назвал свое произведение Ижиковски) показан шатер вождя Соля. Соль обсуждает с командирами войск план решающей битвы, которая должна произойти на рассвете. С ним его ближайшие друзья Блеск и Пламя, а Соль является символом Солнца, Света, Дня. Оба командира, Блеск и Пламя, не могут достичь соглашения, избирая тактику боя. Соль реагирует на ссору очень странно: "он разоружает обоих и укладывает их в коробку". Так можно поступить, например, с шахматными фигурами, но не с персонажами серьезной драмы! Впрочем, дальнейший ход событий объясняет и эту экстравагантность Соля.

Софонизба Ангисчиоля: 'Партия шахмат' (1555 г.). На картине изображены три сестры художницы и старая служанка. Оригинал находится в Национальном музее в Познани

Поздно ночью, проникнув в тайны, подземным ходом, в шатре Соля появляется королева Нокс - "покровительница мрака", владычица города, осаждаемого солнечной армией. Красавица Нокс пытается очаровать Соля и уговорить его перейти на ее сторону, изменив товарищам и делу, за которое борется. Награда - любовь и совместное царствование. Соль решительно отвергает бесчестные предложения, однако, очарованный ее красотой, смягчается. Страсть ослабляет его волю, и из решительного вождя, повелителя и владыки он превращается в послушного невольника деспотичной брюнетки. Нокс овладела им совершенно, и Соль, как покорный ягненок, делает все, что велит ему лукавая владычица мрака. А теперь внимание! В тексте пьесы начинаются шахматные чудеса:

"СОЛЬ. Я открою тебе наши планы. Или, еще лучше, я скажу тебе, как можно выиграть. Вот здесь поле битвы. Садись, королева.

НОКС. В таком случае Kdl.

'Шахматисты'. Картина неизвестного венецианского художника (1590 г.)

Парис Бордоне: 'Игроки в шахматы' (XVI в.)

СОЛЬ. Отлично, теперь мы его полностью запрем, отступление по всей линии, а вот с7-с5.

НОКС. Так, так. Уж я справлюсь, этого будет вполне достаточно. Ты получишь ужасный мат. (Прижимается к нему)...."

Дальнейшая часть первого действия сосредоточивается исключительно вокруг любовных интриг и далеко уходит от шахмат. Поэтому оставим ее в стороне и приступим ко второму действию, декорацию которого автор рисует следующим образом: "Поле битвы - шахматная доска. По одну сторону - лагерь Соля, по другую сторону - лагерь Нокс, за которым в глубине виден город, построенный как бы из глыб кристаллического мрака, дождливое утро".

В лагере Соля чуть свет начинаются приготовления к бою. К удивлению соратников, Соль просит не оружия, а зеркало, зовет парикмахера и велит освежить себя одеколоном.

Адриан ван дер Верфф: 'Партия шахмат' (XVII-XVIII ее.). Картина находится е Художестеенной галерее в Дрездене

СОЛЬ. Разумеется, мы проиграем, господа, не сомневайтесь! Ведь я говорил вам, что сегодня будет бракосочетание, свадьба, бал... Но мы можем еще героически держаться. Например, возможно Сb2:d4, затем Лf4:d4 и на две фигуры... Вот так! На это Cd5:с4. Тогда, например, Kd2-f3 и К:d4; во всяком случае конь на f3 защитит нас от этого слона. Но теперь, пожалуй, только Ле2-f2, ведь вы не имеете ничего против, господа? Я многое вижу между строк, например, если бы теперь Кс4-d6, то после захватов на d6 и f5 жертва g4...

31. Ле2-f2 ...

НА. Лев уже освободил одну лапу из западни, что будет дальше?

СОЛЬ (продолжает развивать свою мысль). Так, однако, я лишаю свою пешку е5 опоры одного "ударника"... на Кс4-d6, ага, вот оно... диагональ...

31. ... Ке8-g7

НОКС. Смотрите, как все это понятно, логично, как это все просто и сильно одновременно. Конь пока защищает пешку, но стремится на b5, чтобы завоевать качество или пожертвовать собой на g3. Понимаете ли вы мой план?

Даниель Ходовецки: 'Это не важно!' Офорт 1778 г.

СОЛЬ (думает). Теперь я могу при помощи К-d6 четвертый раз атаковать пешку f5 и отдать пешку е5. Но я тогда теряю из-за Kh5 качество... Странно, но у меня здесь защита лучше, чем я ожидал. Нужно это серьезно обдумать. К:d6, Ф:е5, Kd2-c4... Нет! Kd6:f5, К-h5, К:d4, К:g3. Либо Л:g3, Kd4. Куда? Ведь Фе5:62... Если бы этот слон был защищен! (зовет). Эй, что происходит со слоном b2?

ВОЖДИ (констатируют). Спит.

СОЛЬ. Разбудить на всякий случай, он может потребоваться. (Продолжает думать). Нет, это плохо... Но, может быть, пойти Сb2:d4 или... Ах, вот! Л:d4. Боже мой, открытый двойной шах... Сb2 не защищен - но... двойной? Куда же отодвинуть ладью? На d3? Невозможно. Мне кажется, что-то сверкнуло в моей голове и погасло... Клубок Ариадны запутался!

НОКС. Враг долго думает, должно быть решает вопрос, не сдаться ли ему, чтобы по крайней мере избежать позорного поражения. Пусть герольд пойдет к нему еще раз. Герольд, пригрози вождю белых: если он не сдастся, его ждет смерть! Мы с ним церемониться не будем. Только немедленная капитуляция может спасти ему жизнь..."

Герольд вновь призывает Соля сдаться, однако Соль, сосредоточившись над шахматной доской, посылает его к черту. Его осенила гениальная мысль. Может быть, пойти конем на d.6? Во время длительного монолога он всесторонне анализирует варианты этого хода. Наконец:

"СОЛЬ. ...Виктория! О вы, мелодии победы в груди моей! О, прелестный образ красоты!... Перекрестный огонь... Я добился темпа одновременно в нескольких местах... Эта бесполезная свобода черного ферзя - бессильная сила! Никогда еще не было придумано ничего более прекрасного. Все любовные наслаждения ничто по сравнению с неизмеримой красотой этой комбинации! Из каких глубин моей души вырвался луч этой идеи?!

32. Кс4-d6 ...

ГЕРОЛЬД (возвращается). Он велел мне идти к черту.

НОКС. ...Я хотела мира, но теперь я умываю руки! Несколько ходов и он погиб.

32. ...Фе6:е5.

Он как волк, который кажется прирученным, пока вид крови не возвращает его снова в дикое состояние.

СОЛЬ. Ай-ай-ай! Я учел не К-е6, а К-h5, все пропало, играю Kd6-f5. Если теперь К-е6 невольно и прикрывает d4, я ведь все равно проигрываю партию: Л-h4, Л:g3, С:h4. Или я заткну лучше рот этому слону, дам ему съесть качество Л-е4 и, по крайней мере, буду иметь свободу действий на некоторое время. (К вождям). Сделайте этот ход хитро, внушительно, с жестами тревоги.

33. Kd6:f5 Kg7-h5

ШТАБ КОРОЛЕВЫ. Браво!

НА. Я бы предпочел Kg7-е6.

НОКС (обращаясь к другим генералам и презрительно говоря о На). Он был довольно способным шахматистом, но сегодня он постарел, утратил юношеский задор.

СОЛЬ. Я предполагал, что так случится. Ослепленная призрачной комбинацией жертвы на g3, она уже не думает о других ходах. А мы сейчас изобразим близорукость и со свойственной ей отвагой ринемся вперед.

34. Лf4:d4 (Молния)...

НОКС (застигнутая врасплох). Что... Как он посмел?

НА. Нужно было идти Kg7-е6, почтенная королева.

НОКС (в исступлении отпускает ему пощечину). Получай... За несвоевременное замечание. Что случилось? Что вы так вытаращили глаза? Может быть, вы слепо верите в его гений? Пустые головы! Разве вы не видите, что это жертва, продиктованная отчаянием... Мы, однако, непоколебимо продолжим наш план:

34. ... Kh5:g3

35. Kf5:g3 ...

НОКС (презрительно). Разумеется! Ему ничего другого и не остается! Он играет так, как мы хотим!

35. ... Лg5:g3 +

36. h2:g3 ...

СОЛЬ. Хорошо, хорошо! Все идет по плану. Я погибну, но только из-за чар. Я погибну победителем, с поэмой перед глазами.

36. ... Лg8:g3 +

ШТАБ НОЧИ. Брависсимо! Теперь дама на е5 оказывает замечательные услуги.

НОКС. Телефонируйте маме, что я победила! Объявить на завтра в афишах казнь Соля!

37. Kpgl-fl ...

Он еще играет! Пора уже покончить с этим и забрать у него эту беспомощную даму. Она наверняка не исповедалась перед смертью. Эй, Белый, бью твою даму!

СОЛЬ. Я никогда слишком много не беспокоился о дамах.

37. ... Лg3:d3

АРМИЯ НОЧИ. Урра!...

НОКС. К сильному удару добавим в этот момент и сильное слово!..."

Нокс пытается околдовать Соля заклинаниями, и, когда он, казалось, уже опять поддался гипнозу ее красоты, ему вдруг удалось усилием воли высвободиться из-под пагубных чар. Со словами: "Вот решение загадки! Получай, бестия!" - Соль делает ход.

38. Лd4-g4!

(Здесь в пьесе опять помещается диаграмма.)

В лагере черных паника. Нокс от ужаса не может говорить; вся армия онемела. Черные бегут.

"НОКС (обретает дар речи). Вероломный! Международный Конгресс отменит эту партию! Он сам подсказал мне эти ходы, он сам вовлек меня в западню - хитрый, подлый изменник! И его, быть может, даже оправдает история! О горе! О мать Моя! (бежит)."

Соль торжествует. Стены города рушатся. Погоня настигает свиту Ночи. Ночь молит о пощаде, но неумолимый Соль разит ее мечом. Город мрака взрывается: "...глыбы мрака тают, весь город в зареве солнечных лучей. Соль въезжает в солнце, за ним его люди".

Франсуа Буше: 'Игра в шахматы' (XVIII в.)

М. Дюбуа: 'Шахматист' (XIX в.)

Эрнест Мейссонье: 'Игра в шахматы' (1836 г.)

Комедия окончилась. В обстоятельном послесловии Кароль Ижиковски пишет о "Победе":

"В первом действии герой жертвует всем, ради утоления любовной жажды, этому эротическому исступлению во втором действии отвечает вспыхивающая неожиданно для самого героя жажда умственной деятельности, стремление полностью выявить и увидеть воочию свою идею, и ради этого Соль во второй раз все попирает... Форму этой драмы я не хвалю, ибо она опирается на узкие рамки традиционных символов..., но несмотря на эти рамки, психология самого основного замысла нигде не ущемлена, - наоборот, во втором действии она доведена даже до самых крайних пределов. Каким образом? Здесь, кстати, и можно выяснить, почему в драму вплетена шахматная партия... В "Победе" я не мог ограничиться каким-либо дешевым аллегорическим изображением этого интеллектуального исступления... Я непременно хотел передать это исступление вместе с его специфической атмосферой, изобразить рождение гениальной мысли, удар молнии, грянувший из насыщенной электричеством тучи... Но мой первоначальный материал не годился для этого, так как я совершенно не обладал знаниями в области военной техники; поэтому я позволил себе воспользоваться суррогатом и переместил интеллектуальную часть событий в драме на другую, аналогичную войне арену - арену шахматной игры, которой я занимался долгое время практически и теоретически. Партия, которая разыгрывается в "Победе", однако, не является моим изобретением; это реальная партия, разыгранная 9 августа 1895 года на турнире в Гастингсе между одним из самых знаменитых мастеров, доктором Таррашем (белые) и очень сильным игроком Вальдбротом (черные).

Опоре Домье: 'Игроки в шахматы' (XIX в.)

Ход этой партии был для меня столь странным настолько сильно иллюстрировал "пробуждение льва", что без нее я не смог бы даже и мечтать о написании "Победы", и сегодня я даже не могу припомнить, сложилась ли во мне тема "Победы" под влиянием этой партии, как ее дополнение в моем душевном мире, или же тема уже была и ассоциировалась с этой партией лишь благодаря их душевному родству. Зато почти все пояснения к партии являются моей... собственностью, особенно в тех местах, где речь идет не о прагматической оценке ходов, а о психологии шахматного творчества; ибо нужно было в известной степени восстановить генезис всех идей гениального шахматиста и дать словесный эквивалент очень сложных, тонких и еле уловимых душевных процессов. Естественно, только шахматист может полностью вникнуть в этот волшебный круг, где тысячи искр фантазии струятся вихрем, мерцают и исчезают, прежде чем бдительный рассудок сплетет из наиболее подходящих искр венец гениальной идеи. Однако я думаю, что даже тот, кто не знает шахматной игры (если только он преждевременно не закроет книги со словами: "Что это? Какие-то шахматы?"), даже и он сумеет более или менее почувствовать, в чем тут дело"...

Мы тоже так думаем, и потому позволили себе привести столь обширный отрывок из пьесы, хотя из-за большого количества шахматных терминов и, особенно, из-за партии, приведенной почти полностью в алгебраической записи, может показаться, что это произведение непосвященному читателю недоступно.

До сих пор мы все время находились в кругу литературы, однако и другие отрасли искусства имеют на своем счету шахматные "грехи". Особенно богато в этом отношении изобразительное искусство.

Шахматы нашли очень разнообразное и интересное отражение в сотнях картин, рисунков и гравюр, являясь благодатной темой для художников, работающих в различной технике, и обладающих разным стилем и темпераментом. Значительное число иллюстраций этой книги является одновременно обзором работ художников - графиков, живописцев, рисовальщиков и резчиков, запечатлевших штрихом и краской шахматы, шахматную игру и шахматистов.

Иоганн Э. Гуммель: 'Шахматная партия в берлинском дворце Босс' (1818 г.). Картина находится в Национальном музее в Ганновере

Г. Бельски: 'Шахматная партия' (XIX в.)

Оригинальной композицией группы фигур - игроков и болельщиков - отличается картина "Шахматисты", написанная нидерландским художником Лукой Лейденским (1520 г.). Ход делает женщина, перемещая черного коня. Замечательно передано артистом выражение лиц отдельных персонажей, заинтересованных игрой, либо, наоборот, не обращающих на нее внимания, а также расположение рук над шахматной доской.

Камерным настроением насыщена картина неизвестного венецианского художника, написанная в 1590 году и изображающая двух игроков, склоненных над шахматной доской. Богатый орнамент стен, узор скатерти, пышность их одежды и, в особенности, их головных уборов, а также присутствие маленькой собачки, - все это весьма оживляет композицию, создавая удачный контраст с тем внутренним покоем и хладнокровием, которыми дышат фигуры обоих шахматистов.

Более портретно и статично задумал свою картину художник Парис Бордоне (XVI в.). Шахматная доска служит здесь лишь предлогом для изображения портретов двух особ, одетых в плащи. За садовой скамьей видны парк и архитектурное строение, а также группа играющих в карты. Все три упомянутых полотна входят в состав коллекции бывшей королевской галереи в Берлине.

В польских картинных галереях и музеях мы встречаем мало произведений живописи, где фигурировали бы шахматы, поэтому особенно следует подчеркнуть наличие в Польше исключительно ценного экспоната. В коллекциях Национального музея в Познани имеется написанная маслом картина известной итальянской художницы Софонизбы Ангисчиоли (1527- 1623 гг.), изображающая группу женщин за шахматной доской. Это три сестры художницы и их старая прислуга. С левой стороны сидит Лучия (тоже художница), с правой - Минерва, а за столиком самая младшая - Евгения. Эту картину, названную "Партия шахмат", в 1824 году приобрел в Париже граф А. Рачински (до этого картина находилась в коллекции Л. Бонапарта). Это, пожалуй, одно из красивейших в мире произведений живописи на тему шахматной игры.

Артур Маркович: 'Игра в шахматы' (XIX в.). Национальный музей в Кракове

Вольф: 'Шахматная партия'. Литография (XIX в.)

Каждый вновь открытый салон живописи, ежегодные национальные выставки или выставки произведений учащихся академии изобразительных искусств приносят новые полотна и рисунки с изображением шахмат. Жаль только, что редко можно встретить оригинальные произведения, которые показывали бы игру в шахматы в какой-то новой форме и свежей сюжетной трактовке. Преимущественно мы видим жанровые сценки в клубах или портретные изображения игроков, окруженных болельщиками. В этом отношении картины минувших столетий отличаются большим разнообразием и изобретательностью.

Внимания заслуживает написанная маслом картина современной польской художницы Эугении Ружанской "Игра в шахматы", которая отличается интересным и своеобразным тематическим мотивом: контрастное сопоставление интеллектуальной игры с фигурами цирковых клоунов. Замечательны сочетания красок, придающие не только картине, но и изображенной шахматной игре спокойную, радостную тональность.

Впрочем, слова здесь излишни. Хороши эти картины и иллюстрации или плохи, но пусть они говорят сами за себя. К сожалению, нам не удалось отыскать в коллекциях и библиотеках ряда интересных репродукций, упомянутых в шахматных журналах и изданиях. Большое число рисунков и репродукций, хранившихся в польских библиотеках, погибло в годы войны. Например, в коллекции кабинета рисунков Библиотеки Варшавского университета, вывезенных гитлеровцами и до сих пор не найденных, пропали шахматные гравюры из так называемого "Королевского альбома".

Станислав Масловски: 'Арабская кофейня' (1912 г.)

Марцин Самлицки: 'Игра в шахматы' (1934 г.)

Поскольку мы говорили о живописи, сообщим в заключение об интересной детали из жизни знаменитого французского художника - живописца Эрнеста Мейссонье. В 1836 году Мейссонье экспонировал в парижском салоне картину "Игра в шахматы", которая обратила внимание общественности на мало известного до тех пор художника. Картина была продана за две тысячи франков. Спустя семь лет, того же размера картина "Три луга" достигла уже цены в тридцать тысяч франков. Таким образом, у шахмат оказалась "легкая рука".

Нашу художественную мозаику мы закончим обзором того рода творчества, который сочетает в себе элементы литературы и изобразительного искусства. Речь, разумеется, касается кино. Вместо разговора о тех фильмах, где шахматы выступают только в эпизодах и коротких сценках, мы представим подборку кадров из этих фильмов. Зато мы подробнее ознакомимся с более крупными произведениями, крупными в смысле участия шахмат в драматургии произведения.

Почетное место здесь занимает фильм Всеволода Пудовкина (совместно с Н. Шпиковским) "Шахматная горячка" (1925 г.). Это был первый фильм Пудовкина, лишь начинавшего тогда свой самостоятельный путь в кинематографе. Идею подала сама жизнь.

В то время в Москве разыгрывался международный шахматный турнир. Героем турнира был Капабланка, пользовавшийся огромной популярностью среди всех любителей шахматной игры. Турнир вызвал необычайный интерес. За его ходом следили и компетентные любители шахмат, и зрители, которых привлекала красота благородного поединка. О шахматах и разыгрывавшихся партиях говорили повсюду: на улицах, в магазинах, трамваях, дома. Именно эту шахматную "горячку" и увековечил на экране Пудовкин. Эта комедия-короткометражка была снята молниеносно. Снимки производились на улицах Москвы, запечатлевая энтузиастов-болельщиков, анализирующих на шахматной доске отдельные ходы, обдумывающих возникшие ситуации или ломающих голову в поисках собственного решения. Камера подглядела и то, что происходило в турнирном зале и холле гостиницы "Метрополь", где разыгрывался турнир.

Капабланка согласился участвовать в одном из эпизодов, остальное дополнил умелый монтаж документальных кадров с инсценированными: нельзя же было мешать шахматистам во время турнира, а показать атмосферу турнирного зала и лица шахматистов крупным планом было нужно. Этот короткий фильм из двух частей, которому Пудовкин первоначально не придавал никакого значения, считая его только шуткой, стал, однако, важным этапом его художественного пути. Фильм "Шахматная горячка", основанный на обширном документальном материале, оказался удачной попыткой создания реалистической комедии.

Зыгмунт Ковальски: 'Парни в клубе' (1954 г.)

Данута Ревкевич: 'Над шахматной задачей' (1948 г.)

Эугения Ружанска: 'Игра в шахматы' (1957 г.)

Темой для двух других художественных фильмов послужил знаменитый автомат для шахматной игры конструкции Кемпелена. В одной из предыдущих глав уже было подробно изложено содержание фильма "Игрок в шахматы", поставленного в 1926 году режиссером Бернаром по повести Дюпюи-Мазюеля.

В чехословацкой кинокомедии "Брак с препятствиями" режиссера Мирослава Цикана (1950 г.) главным героем является молодой инженер-конструктор Когоут (его роль играет актер Владимир Раж), заядлый шахматист, любитель шахматных задач.

Выдающийся шведский режиссер Ингмар Бергман использовал мотив необыкновенной шахматной партии в драматической кинокартине "Седьмая печать". Этот фильм, созданный в поэтической манере, напоминает темы средневековых моралите и касается философской проблемы, трактующей суть жизни.

Шведский рыцарь Антониус возвращается после крестового похода на родину. Но в Европе и в его стране свирепствует эпидемия, вследствие чего повсюду царят неуверенность и страх. Видя вокруг одно лишь разорение и роковую несправедливость, рыцарь, мучимый сомнениями в подлинности существования бога, вызывает Смерть на решительный шахматный бой, причем ставкой в игре является его жизнь. Если же он выиграет, то Смерть, быть может, раскроет ему тщательно хранимую тайну существования. Герой затягивает партию и, обращая на себя внимание Смерти, спасает от гибели семью странствующего актера. Вот он опрокинул доску и фигуры, желая выиграть время. В конце концов он погибает, не найдя ответа на вопрос, существует ли какая-то неземная сила, которая руководит хаосом уничтожения и поражает род людской заразой. Отдав свою жизнь и спасая других людей, он выиграл эту игру в шахматы со Смертью, хотя выиграл не для самого себя!

Хуан Грис: 'Шахматы'

Кадры из советской короткометражной кинокомедии 'Шахматная горячка', поставленной в 1925 году Всеволодом Пудовкиным и Н. Шпиковским. Действие этого фильма-гротеска, высмеивающего шахматную манию, происходит на фоне международного шахматного турнира, который в действительности происходил в это время в Москве. В роли главного героя - В. Фогель

Кадры из советской короткометражной кинокомедии 'Шахматная горячка', поставленной в 1925 году Всеволодом Пудовкиным и Н. Шпиковским. Действие этого фильма-гротеска, высмеивающего шахматную манию, происходит на фоне международного шахматного турнира, который в действительности происходил в это время в Москве. В роли главного героя - В. Фогель

Кадры из советской короткометражной кинокомедии 'Шахматная горячка', поставленной в 1925 году Всеволодом Пудовкиным и Н. Шпиковским. Действие этого фильма-гротеска, высмеивающего шахматную манию, происходит на фоне международного шахматного турнира, который в действительности происходил в это время в Москве. В роли главного героя - В. Фогель

Кадры из советской короткометражной кинокомедии 'Шахматная горячка', поставленной в 1925 году Всеволодом Пудовкиным и Н. Шпиковским. Действие этого фильма-гротеска, высмеивающего шахматную манию, происходит на фоне международного шахматного турнира, который в действительности происходил в это время в Москве. В роли главного героя - В. Фогель

Кадры из советской короткометражной кинокомедии 'Шахматная горячка', поставленной в 1925 году Всеволодом Пудовкиным и Н. Шпиковским. Действие этого фильма-гротеска, высмеивающего шахматную манию, происходит на фоне международного шахматного турнира, который в действительности происходил в это время в Москве. В роли главного героя - В. Фогель

Кадры из советской короткометражной кинокомедии 'Шахматная горячка', поставленной в 1925 году Всеволодом Пудовкиным и Н. Шпиковским. Действие этого фильма-гротеска, высмеивающего шахматную манию, происходит на фоне международного шахматного турнира, который в действительности происходил в это время в Москве. В роли главного героя - В. Фогель

Кадр из чехословацкого фильма 'Совесть' (1949 г.)

Кадр из французского фильма 'Красавица и зверь' (1946 г.)

Шахматная партия рыцаря со Смертью является главной композиционной линией фильма. Смерть выступает в нем под видом таинственного странника в черных одеждах. Идею сценария и использования шахматного мотива Бергману подсказали древние фрески, находящиеся в одной из маленьких деревенских церквей в окрестностях Стокгольма. Кроме различных сцен, изображенных неизвестным средневековым художником, там несколько раз встречается рисунок Смерти с шахматной доской и рисунок сцены розыгрыша с рыцарем. Это и появилось потом на экране. Кинокартина "Седьмая печать" была награждена в 1957 году "Серебряной пальмовой ветвью" на фестивале в Каннах.

Красивый, изобретательный и единственный в своем роде фильм о шахматах, изображающий борьбу разных фигур, двигающихся на черно-белой доске без участия партнеров, поставил немецкий кинематографист-любитель Рихард Грошоп. Он создал в 1936 году кинокартину "Маленькая трагедия короля", отличающуюся высокими художественными и техническими качествами (фигуры сами передвигались по шахматной доске). Этот фильм получил награды и был отмечен на международных конкурсах (в частности, во Львове в 1938 году), а будучи переснят на широкую ленту, с успехом демонстрировался во многих кинотеатрах Европы.

... На экране пустая шахматная доска. Из мрака появляется белый Рыцарь (слон). В глубине стоит в строю белое войско. Наездом движется на зрителя голова белого Короля.

Мчится черный Рыцарь. На миг появляется фигура черного Короля. Война объявлена. Белые фигуры стоят, готовые к бою. Места королевской четы еще пусты. Но вот появляются Король и Королева. Офицер (конь) проверяет шеренги. Панорама движется, перед камерой проходят каменные фигурки шахматной армии.

На горизонте отблеск пламени. Начинается бой. Идут пешки. Схватки. Упорные поединки. Фигуры атакуют. Падают убитые. Темп нарастает.

Черный конь скачет в сторону королевской четы. Вот он атакует Даму. С другой стороны черный Рыцарь метит в Короля. Дама прикрывает монарха и погибает. Офицер (конь) уводит Даму с поля битвы.

Кадр из польского фильма 'Дезертир' (1958 г.)

Кадр из франко-итальянского фильма 'Волжские паромщики' (1959 г.)

В битву бросается черная Королева. Она объявляет шах Королю. Белый Король отступает. Свет угасает. Атакует Рыцарь. Белый Король ходит зигзагами. Однако с фланга появляется новая опасность - черный Офицер (конь).

Становится все темнее. Белый Король осажден. Он сдается. Черные фигуры образуют шпалеры. Побежденный Король медленно уходит с поля битвы. Белый флаг опускается на мачте...

Зажигается свет. Маленькая трагедия маленького короля окончена. Кинопоэма оживила каменные шахматные фигурки. Мы увидели партию "живых шахмат", какой никогда не воссоздаст ни один маскарад переодетых статистов. Ибо в этой игре участвовали необыкновенные актеры. Шахматный спектакль сыграли "собственной персоной" сами шахматы.

Известный немецкий постановщик экспериментальных фильмов Ганс Рихтер создал в 1957 году новое кинопроизведение, называющееся "8x8", где с помощью различных психологических и изобразительных ассоциаций вводит на экран шахматные элементы, и, кроме того, использует разыгрываемую партию как связующее звено для восьми эпизодов этого странного повествования. Особенную художественную функцию отвел автор звуковой стороне фильма. Например, в сцене перемещения пешки по клеткам поля и продвижения ее в королевы (пешку играет французский писатель Жан Кокто) вместо музыкальной иллюстрации мы слышим текст о роли пешек в шахматной игре (цитата из учебника), который в зависимости от темпа передвижения пешки произносится медленнее или быстрее. В другом эпизоде мы видим на экране самого режиссера, разыгрывающего шахматную партию с самим собой. В какой-то момент он совершает ошибку и попадает в затруднительное положение. Звуки мелодии, исполняемой на трубе, вдруг обрываются и начинают повторяться, как на заигранной пластинке. Наконец игрок, благополучно решая проблему, исправляет свой ход, и труба начинает играть прежний мотив.

Фильм оперирует многими ассоциациями сюрреалистического характера, а шахматы служат для того, чтобы подчеркнуть детерминизм жизни, в которой индивидуум движется в пространстве независимо от своей воли.

На мотиве, близком роману Керролла "Алиса в Зазеркалье", основана концепция советского фильма-сказки "Новые похождения Кота в сапогах" (режиссер А. Роу, 1958 г.). Девочка Люба должна играть в школьном спектакле "Кот в сапогах" роль принцессы, но неожиданно она заболевает, у нее повышается температура, и, приняв лекарство, она засыпает. На кровати возле нее дремлет котенок, а на столе лежит покрывшаяся слоем пыли шахматная доска с разбросанными фигурами. Но вот начинают твориться чудеса. Издали слышится музыка, и шахматные фигуры оживают, обретая человеческий облик. Люба становится королевой, а ее дядя - шахматным королем. Значительная часть фильма происходит в шахматном царстве. Замок и интерьеры зала украшены шахматным орнаментом. Замковая площадь служит большой шахматной доской, на которой жители шахматного царства проводят турниры.

Кадр из американского фильма 'Касабланка' (1943 г.)

Кадр из болгаро-советского фильма 'Будь счастлива, Ани' (1961 г.)

Кадр из польского фильма 'Сигналы' (1959 г.)

Кадр из французского фильма 'Проклятые' (1947 г.)

Кадр из венгерского фильма 'Катастрофа' (1959 г.)

Высокими художественными качествами и оригинальностью трактовки темы отличается польский мультипликационный фильм "Турнир" режиссера Владислава Нехребецкого, сделанный им с помощью вырезок из цветной бумаги по рисункам Зицмана. Герои фильма - персонифицированные шахматные фигуры, а основная часть гротескной фабулы заключается в турнире между войсками Белого и Черного королей, который они разыгрывают на шахматном дворе замка. Несмотря на быстрый темп борьбы, она ведется по всем правилам шахматной игры. Причиной неустанных споров между королями является их соперничество: они оба добиваются руки одной дамы, которая, однако, предпочитает скромного оруженосца - пешку. После упорного сражения короли примиряются. Однако во время пира их спор вспыхивает заново, и вот две враждебные армии опять выстроились на черно-белом дворе друг против друга.

Фильм "Турнир" получил на Международном кинофестивале в Мар-дель-Плата в Аргентине (1960 г.) первую премию по категории короткометражных фильмов.

Итак, мы вернулись к нашей исходной позиции: фильм юмористически подчеркнул сущность шахматной игры - неустанность поединка между двумя сторонами и все тот же состав шахматных войск, независимо от результата происходившего ранее розыгрыша.

Шахматный турнир идет неустанно, он разыгрывается ежедневно, ведется на тысячах шахматных досок. И это несомненно найдет свое отражение в новых интересных произведениях писателей, художников и кинематографистов.

Действие польского мультипликационного фильма Владислава Нехребецкого 'Турнир' происходит в мире оживших шахматных фигурок. Фильм изображает в шутливой форме смысл игры. Художник фильма - Ежи Зитцман (1960 г.)

Два кадра из польского мультфильма 'Турнир'. Налево: белая пешка, счастливый обожатель дамы, из-за расположения которой ведут неустанное сражение Белый и Черный короли (направо)

Два кадра из польского мультфильма 'Турнир'. Налево: белая пешка, счастливый обожатель дамы, из-за расположения которой ведут неустанное сражение Белый и Черный короли (направо)